Замок лорда Валентина - Роберт Силверберг

До Валентина донесся запах жареной рыбы, и он тут же почувствовал, что голоден, открыл расшатанную дверь и оказался в кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для полудюжины постояльцев различных рас. Он равнодушно взглянул на Валентина.

– Я опоздал к еде? – мягко спросил Валентин.

– Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.

Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту. Повар отсчитал несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько позавтракавших собрались уходить. Стройная, гибкая девушка с коротко остриженными черными волосами задержалась около Валентина:

– Пиво в этом кувшине. Обслуживай себя сам.

– Спасибо, – ответил Валентин, но она уже вышла.

Он налил полную кружку. Пиво было крепкое, с резким привкусом. Через минуту он получил зажаренную до хруста, на удивление вкусную рыбу и быстро ее съел.

– Еще, – сказал он повару.

Повар мрачно посмотрел на него, но возражать не стал.

Во время еды Валентин заметил, что сидящий за соседним столиком хьорт, толстый, с одутловатым лицом, пепельной рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Валентину это было неприятно, и через какое-то время он искоса взглянул на хьорта. Тот заморгал и быстро отвел глаза, но вскоре снова повернулся к Валентину и спросил:

– Только что прибыл?

– Ночью.

– Надолго?

– До конца фестиваля, во всяком случае.

В этом хьорте было нечто такое, что инстинктивно не нравилось Валентину. Возможно, виной всему – внешность, поскольку Валентин считал хьортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, думать так нехорошо: ведь хьорты не виноваты, что так выглядят, и люди, наверное, в свою очередь кажутся им бледными существами с отвратительно гладкой кожей.

А может быть, Валентину не нравилось вмешательство в его жизнь – пристальные взгляды, вопросы. А может, и то, что кожу хьорта украшали жирные полосы оранжевого пигмента. Так или иначе, но он вызывал у Валентина ощущение тошноты и одновременно беспокойства. Однако, устыдившись своих мыслей и не желая казаться необщительным, он заставил себя улыбнуться:

– Меня зовут Валентин. Я из Ни-мойи.

– Далеко забрался, – отозвался хьорт, шумно пережевывая пищу.

– Ты живешь неподалеку?

– Немного южнее Пидруида. Звать Виноркис. Торгую шкурами.

Он занялся своим завтраком, но через минуту снова переключил внимание на Валентина, пристально уставившись на него своими рыбьими глазами.

– Ты путешествуешь с этим мальчиком?

– Нет. Я встретил его на пути в Пидруид.

Хьорт кивнул:

– После фестиваля вернешься в Ни-мойю?

Вопросы начали надоедать Валентину, но ему все еще не хотелось показаться невежливым даже по отношению к столь навязчивому хьорту.

– Еще не знаю, – ответил он.

– Значит, думаешь остаться здесь?

Валентин пожал плечами:

– Я вообще ничего не планирую.

– М-м-м, – промычал Виноркис, – хороший образ жизни.

Из-за гнусавости хьорта трудно было понять, с одобрением он высказался или с саркастическим осуждением. Но Валентина это мало беспокоило. Решив, что все приличия соблюдены, он замолчал. У хьорта, по-видимому, хватило ума прекратить разговор. Он покончил с завтраком, со скрипом отодвинул стул и неуклюже, как все хьорты, поплелся к двери, бросив напоследок:

– Теперь – на рыночную площадь. Еще увидимся.

Валентин вышел во двор. Там шла очень странная игра. У дальней стены стояли восемь фигур и перебрасывались кинжалами. Шестеро были скандарами, крупными косматыми существами с четырьмя руками и грубой серой кожей, а двое – людьми, которых Валентин видел за завтраком, когда вошел в кухню: стройная темноволосая девушка и худой мужчина со строгим взглядом, удивительно белой кожей и длинными белыми волосами.

Кинжалы летали с ошеломляющей быстротой, сверкая в утреннем солнце; на всех лицах было угрюмо-сосредоточенное выражение. Никто ни разу не уронил кинжал, никто не схватил его за острие, и Валентин даже не мог сосчитать, сколько же кинжалов носилось взад и вперед. Их, казалось, постоянно бросали и хватали, все руки были заняты, и все больше оружия мелькало в воздухе. Он подумал, что это жонглеры отрабатывают номер, готовясь к выступлению на фестивале.

Скандары, четырехрукие и тяжеловесные, демонстрировали невероятную ловкость, но мужчина и женщина не уступали им и жонглировали столь же искусно. Валентин стоял на безопасном расстоянии, зачарованно следя за летающими кинжалами.

Затем один из скандаров крикнул:

– Хоп!

И все перемешалось: шесть чужаков начали бросать кинжалы только друг другу, все увеличивая скорость, а двое людей отошли в сторону.

Девушка улыбнулась Валентину.

– Эй, давай с нами!

– Что?

– Сыграй с нами!

Глаза ее лукаво блеснули.

– Опасная, я бы сказал, игра.

– Все игры опасны. Лови!

Она без предупреждения бросила ему кинжал.

– Как тебя звать, парень?

– Валентин, – выдохнул он и отчаянно схватил кинжал за рукоятку, когда тот пролетал мимо его уха.

– Неплохо, – похвалил беловолосый. – А ну-ка этот!

И тоже метнул кинжал.

Валентин засмеялся, поймал его уже с большей ловкостью и встал, держа по кинжалу в каждой руке.

Скандары, совершенно не обращая внимания на эту сцену, методично продолжали обмениваться каскадом кинжалов.

– Верни бросок, – приказала девушка.

Валентин нахмурился и бросил излишне осторожно, боясь задеть ее. Кинжал описал слабую дугу и упал к ногам девушки.

– Мог бы и лучше, – усмехнулась она.

– Извини.

Другой кинжал он послал с большей силой. Она спокойно поймала его, выхватила еще один у беловолосого и метнула их один за другим Валентину. Думать было некогда – он быстро схватил оба. На лбу выступил пот, но Валентин уже вошел в ритм.

– Давай, – велела девушка.

Он бросил ей один кинжал, второй, поймал от беловолосого третий и послал его в воздух, а к нему уже летели два других.

Лучше бы они были игровыми, тупыми, но он знал, что это не так, и очень волновался. Это занятие вызывало автоматическую реакцию, заставляло его сосредоточиться и, не упуская из виду подлетающий кинжал, вовремя отправлять другой.

Валентин двигался размеренно, ловил и бросал, ловил и бросал, и все время один кинжал летел к нему, а другой – от него.