Остались одни. Единственный вид людей на земле - Крис Стрингер

На четырехмесячную поездку я получил очень скромный грант от Совета по медицинским исследованиям, так что поехал на своей старой машине – иногда в ней же и ночевал, а иногда останавливался в кемпингах или молодежных хостелах. В Бельгии я даже провел одну ночь в приюте для бездомных. Я пережил множество приключений, в том числе несколько конфликтов с пограничниками и два ограбления, но тем не менее к концу 5000-мильного маршрута в моем распоряжении была одна из самых обширных коллекций измерений черепов неандертальцев и ранних людей современного типа. До меня такую базу данных не собирал никто.

В течение следующих двух лет я анализировал информацию, добавив к ней сравнительные данные по неевропейским окаменелостям и современным человеческим популяциям (последние мне любезно предоставил американский антрополог Уильям Хоуэллс). Все эти измерения я перенес на перфокарты и скормил компьютеру, который в то время занимал несколько комнат, но по мощности здорово уступал моему сегодняшнему мобильному телефону. Тем не менее результаты оказались весьма поучительными.

Неандертальские черепа были похожи на черепа современных европейцев не больше, чем на африканские, эскимосские или тасманийские, а черепа кроманьонцев не слишком аккуратно заполняли зазор между неандертальцами и современными европейцами. Этот результат свидетельствовал против теории о том, что неандертальцы были предками кроманьонцев.

Что же касается ископаемых черепов современных людей со всего мира, они были больше похожи на своих ныне живущих родственников, чем на каких бы то ни было архаических представителей Homo из соответствующих регионов. Иными словами, этот результат противоречил мультирегиональной и спектральной гипотезам. Однако и досапиенсная модель не получила подтверждения, потому что очень ранние европейские ископаемые остатки не удавалось разделить на группы “похожие на сапиенсов” и “похожие на неандертальцев”; в этих окаменелостях наблюдалось скорее постепенное развитие одних лишь неандертальских черт.

Автор в путешествии по Европе, 1971 г. После стирки в югославском кемпинге

И на Ближнем Востоке все было не слишком понятно, хотя там тоже вроде бы не было бесспорных “промежуточных” форм между неандертальцами и людьми современного типа. Черепа из пещеры Табун и израильской пещеры Амуд выглядели вполне неандертальскими, а кости из пещеры Схул – более или менее сапиенсными. Но в то время не было надежных датировок этих остатков, поэтому я не мог исключить, что у ближневосточных неандертальцев было достаточно времени, чтобы эволюционировать в ранних сапиенсов, примерно в духе ранненеандертальской гипотезы Кларка Хоуэлла. Однако из моих результатов неожиданно появился альтернативный предок для людей современного типа из Схула и Кро-Маньона. Ископаемый череп, найденный в 1967 году группой Ричарда Лики (сына знаменитых Луиса и Мэри Лики) в Омо-Кибише в Эфиопии, выглядел очень современно в моей картине измерений (к тем же выводам пришел и анатом Майкл Дэй, первым обследовавший череп). При этом предварительные датировки указывали на очень ранний возраст – 130 тысяч лет, то есть древнее, чем большинство известных неандертальцев.

Кроме того, имелся еще один загадочный череп из Северной Африки, найденный в 1961 году в Джебель-Ирхуде в Марокко. По форме черепной коробки он казался неандертальским, но в лицевой части был скорее сапиенсным и притом имел как современные, так и примитивные черты. Считалось, что возраст находки около 40 тысяч лет, поэтому трудно было отнести Джебель-Ирхуд к той или иной модели. Но теперь новая находка в Омо-Кибише намекала, что Африка способна рассказать свою собственную историю – как только появится больше данных.

По мере того как моя работа продолжалась в 1970-е годы и в начале 1980-х, я все больше склонялся к гипотезе Хоуэллса, которую он в 1976 году назвал моделью “Эдемского сада”, или “Ноева ковчега”. Билл вовсе не был креационистом, такие названия подразумевали, что все вариации современного человечества берут начало в некоем единственном центре происхождения. Поскольку в то время многие имевшиеся окаменелости были датированы неточно, а по многим регионам ископаемых вообще не было, ни Хоуэллс, ни я не могли указать, где же этот центр происхождения находится, хотя мы полагали, что из возможных вариантов можно вычеркнуть Европу и Ближний Восток, где обитали неандертальцы. Мы оба считали, что наличие у всех сапиенсов общих признаков – округлого свода черепа, небольших надбровных дуг, подбородка – указывает на сравнительно недавнее происхождение этих признаков, в противном случае они с течением времени должны были бы разойтись гораздо больше. И я начал мало-помалу отходить от широко распространенной тогда идеи, согласно которой столь разные окаменелости – и неандертальцев, и кроманьонцев, и необычную форму из Брокен-Хилла – следовало относить к нашему виду Homo sapiens и считать просто видовыми вариациями. Поначалу я соглашался с другими исследователями, что нужно различать “анатомически современных сапиенсов” (таких как люди из Схула и Кро-Маньона) и “архаичных сапиенсов” (неандертальцы и люди из Брокен-Хилла). Но в течение 1980-х я все больше и больше склонялся к тому, чтобы применять термин “сапиенс” лишь к формам, наиболее похожим на нас. Более того, я вместе с несколькими другими коллегами-еретиками предложил вернуть неандертальцам статус отдельного вида Homo neanderthalensis, который им в 1864 году присвоил Уильям Кинг. Мне также казалось более верным объединить череп из Брокен-Хилла, найденный в 1921 году, и более примитивные европейские формы, подобные гейдельбергской челюсти, обнаруженной в 1907-м, в один вид – Homo heidelbergensis.

Пока мои взгляды развивались в сторону концепции единого места происхождения, постепенно накапливались данные, что Африка особенно важна в этом сюжете. Находку из Омо-Кибиша дополнили другие окаменелости из Южной Африки, из пещеры Бордер-Кейв и пещер устья реки Клезис. А тем временем новые датировки показывали, что Африка – совсем не глухая провинция культурной эволюции, как казалось многим. Напротив, теперь такие археологи, как Десмонд Кларк и Питер Бемонт заявляли, что этот континент, возможно, был лидером по совершенствованию каменных орудий. К 1980-му я сам был уже глубоко убежден, что именно Африка была центром нашей эволюции, но из-за недостаточной точности датировок не мог исключить, что Восточная Азия тоже имела определенное значение. Мне понадобилось еще четыре года, чтобы разные линии доказательств окончательно сложились в целостную картину и я смог публично выступить с обоснованной концепцией “Из Африки”.

Однако в 1984 году вновь возникла некоторая сумятица: появились новые сильные доказательства мультирегиональной гипотезы Вейденрейха. Воскреснуть ей помогли Милфорд Уолпофф (США), Алан Торн (Австралия) и У Синьчжи (Китай). Они дистанцировались от взглядов Куна и вернулись к первоначальной идее Вейденрейха о важности потока генов между географическими линиями: различные формы Homo erectus и их региональных потомков демонстрируют столь полные и непрерывные ряды во времени и пространстве, что их все необходимо классифицировать как единый вид – Homo sapiens. Иными словами, эта модель не предусматривала какого-то одного места происхождения современных людей. Такие признаки, как подбородок, могли сформироваться, например, в Африке, распространиться за счет скрещиваний между представителями разных популяций по всему ареалу, а затем отбор закрепил признак, потому что у него были какие-то эволюционные преимущества. Другой признак, скажем, высокий лоб, мог появиться у людей, например, в Китае, и точно так же распространиться повсюду путем скрещиваний. Таким образом, люди современного типа могли унаследовать свои “местные” признаки от локальных предковых популяций, тогда как общие для всего человечества признаки были получены за счет широких скрещиваний между разными популяциями.