Я жду тебя - Рангея Рагхав

Я вскочил, обнял Пьяри и прижал ее к себе.

— Пьяри моя, — твердо сказал я. — Я тхакур, а она моя тхакурани.

Сауно засмеялась.

— Помнишь, Исила, — воскликнула она, схватив мужа за руку, — ты ведь и сам когда-то так же обнял меня и сказал мне те же слова.

Исила нежно посмотрел на жену, а затем повернулся ко мне. Глаза его сразу стали злыми.

— Ты что же, все-таки настаиваешь, что ты тхакур? — процедил он сквозь зубы. В его голосе я почувствовал насмешку, удивление и… сочувствие.

— Припадаю к ногам твоим, почтенный тхакур, — склонив голову, шутливо приветствовала меня Сауно.

— Но запомни, несчастный! Раз и навсегда! — грозно произнес Исила. — Ты нат! Ты будешь жить с нами, и даже собака тхакура будет от тебя нос воротить. Понял?

У меня на глаза навернулись слезы.

— Раскис! — презрительно бросил Исила. — Разревелся! У кого не умирают родители! Эх, ты, теленок! Пойдем, я покажу тебе лесные корни и травы. В нашем таборе в них знали толк лишь двое — той отец да я. Отца твоего не вернуть, теперь я буду учить тебя. Это большое искусство, — продолжал он тихим голосом, — такое большое, то даже полицейские меньше придираются, если знают, что ты можешь им понадобиться.

Я вытер слезы. Сауно заулыбалась и поцеловала меня в лоб. И Пьяри тоже вслед за матерью ласково взяла меня за руку. Я почувствовал себя в кругу близких людей и впервые за все время улыбнулся.

— Исила был доволен моей сообразительностью, — продолжал Сукхрам свой рассказ. — Я быстро научился разбираться в лесных травах и кореньях.

…Мне минуло шестнадцать, а Пьяри — тринадцать лет. Она по-прежнему проводила время среди канджаров. Я же за эти четыре года обучился всем трюкам натов: легко взбирался по шаткому бамбуковому стволу, ходил по канату, стал ловким и гибким. Слава о моих успехах долетела даже до тех домов, где жили тхакуры. Исила гордился мной. Я стал настоящим цыганом. Но моя Пьяри не стала натни. Она очень любила меня, но все дни проводила в шатрах у канджаров.

Однажды я вернулся домой поздно. С порога я услышал голоса Исилы и Сауно.

— …Ну и что же, — говорила Сауно. — В тринадцать лет и я уже не была девчонкой. Вспомни, разве в те годы я не была похожа на взрослую женщину? А Пьяри пошел уже четырнадцатый год.

— Так в чем же дело? Сукхрам тоже стал взрослым.

— Э, в нем не видно кипения молодости. И вино-то он по-настоящему не пьет, каждый раз морщится, и с девушками его ни разу не заставали. Что же это за парень? Он и ругаться-то толком не умеет. Мужчина! Воровать тоже не ворует, ни в карты, ни в кости не играет…

— А знаешь, почему? — Исила хитро прищурил глаза. — Он боится меня, боится, что я его убью.

— Убьешь?

— Ну да. Я же ему пригрозил тогда.

— Ты что, и к Пьяри запретил ему прикасаться? Э, да если он не покажет себя мужчиной, разве она ляжет с ним?

— Что ты болтаешь, Сауно!

— Ох-ох-ох, будто ты и сам не знаешь. Будто Пьяри не моя дочь! Женщина хочет жить с настоящим мужчиной. Если твой Сукхрам ничего не может, Пьяри найдет себе другого.

— Замолчи, Сауно! Стыда у тебя нет! Они еще дети!

— Много ты понимаешь, — усмехнулась Сауно. — Дети!

Послышались чьи-то осторожные шаги. Кто-то подошел ко мне. Я узнал походку Пьяри и в темноте протянул к ней руки. Пьяри обняла меня за шею и прижалась ко мне. И я вдруг почувствовал себя взрослым мужчиной, а Пьяри была моей женщиной.

— Э, да что тебе говорить, — вновь послышался голос Сауно. — Ты уже состарился.

— А ты все еще молодая?

— Говорю тебе, девчонка сбежит с кем-нибудь.

Я крепче обнял Пьяри и почувствовал, как кровь стремительно побежала по моим жилам, а сердце громко и часто забилось, его удары гулко отдавались у меня в ушах. Я еще сильнее, до боли в руках, сжал Пьяри, но она даже не поморщилась, а только теснее приникла ко мне.

Я видел, как в хижине во весь свой огромный рост поднялся Исила. Неяркий свет свечи упал на него.

— Знаешь, почему я это говорю? — прерывающимся голосом спросила Сауно.

— Нет.

— Так слушай. Моя дочь станет женой тхакура, она должна жить, как госпожа. Я не хочу, чтобы она жила, как мы.

— Яблоко от яблони недалеко падает, — рассмеялся Исила. — Кем была ты, тем станет и твоя дочь. Посмотри на Сукхрама, он вылитый отец. И такой же молчаливый. Иногда я с опаской думаю: уж не вообразит ли он себя нашим господином? Вряд ли он откажется от своего желания стать тхакуром. Вода в пруду много раз пересыхает, но каждый сезон дождей пруд вновь наполняется водой, потому что пруд — не река. Ты готова отказаться от своего племени, Сауно. Я вылечил тебя, когда ты подхватила дурную болезнь. Так почему ты избегаешь меня?

— Ты все о том же, — лицо Сауно залилось краской. — За дочерью присмотрел бы. Она путается с канджарами.

Я вздрогнул, как от удара, и посмотрел на Пьяри. Я хорошо видел в темноте ее глаза: они светились безмятежным спокойствием, а губы улыбались. На лице не было и тени смущения или страха. Пьяри прижалась губами к моему рту. К ее дыханию примешивался терпкий запах вина.

— Я заменила Сукхраму мать, чтобы он избавил мое дитя от позора нашей жизни. Ничего нет особенного в этих женщинах из высших каст, но их окружает почет и уважение. Разве моя дочь не может так жить? Я жила только этой надеждой, пока растила мою девочку.

Первые следы увядания уже коснулись лица Сауно, под глазами уже наметились тонкие морщинки, в уголках рта залегла суровая складка. Исила ничего не ответил жене. Опустив голову, он задумчиво ходил из угла в угол, а затем остановился и поднял голову.

Пьяри жадно прижалась своими губами к моим. Запах вина наполнил мои легкие, у меня закружилась голова, но я не оттолкнул Пьяри, мои объятия становились все теснее и настойчивее.

— Ты ничему не научил Сукхрама, — слышал я. — Ты превратил его в женщину. Нет, нет, даже не в женщину, потому что в женщине не меньше страсти, чем в мужчине. Ты превратил его в…

— Замолчи, Сауно! Слишком много воли взяла! — крикнул Исила.

— Как бы не так! Думаешь, я не знаю, что мать Сукхрама путалась с тобой?

В руках Исилы сверкнул нож, но Сауно не замолчала.

— Хочешь запугать меня? Ладно, я больше ничего не скажу. — Сауно с гордым видом замолчала. Ее лицо было сурово, но глаза, обращенные к мужу, смягчились. — Исила, — сказала она после долгого молчания, — ты самый близкий друг моей молодости. Я всегда любила тебя и всегда хотела только тебя одного. Подойди ко мне, я прощаю тебя.

В ее взгляде уже не было осуждения, в нем засветилась любовь. Лицо Исилы вспыхнуло, он, казалось, стыдился самого себя. Вдруг он звонко щелкнул пальцами. Пьяри испуганно обернулась на звук и пошатнулась. Я подхватил ее. Не выпуская Пьяри из своих объятий, я вместе с ней обогнул хижину и вышел на задний дворик. Конь Исилы настороженно повернул голову в нашу сторону, но, узнав нас, стал спокойно щипать траву. Незаметно, как тигр, подкралась наша собака Бхура. Распластав по земле хвост, она села возле нас, чтобы оберегать наш покой.