Федор Никитич. Московский Ришелье - Таисия Наполова

Словом, начинали сгущаться тучи и над Романовыми. Иоанн взял в царский дворец сына боярина Фёдора Годунова — Бориса, а прежних ближников, в том числе и Никиту Романовича, начал отдалять от себя. И не раз доведётся знатному вельможе испытывать на себе предупреждающие удары судьбы, не раз будет он молить Всевышнего о милосердии и спасении.

А пока патриарх рода Романовых жил надеждой, что старший сын Фёдор приумножит достояние прародителей, займёт соответствующее место у трона рядом с царевичами. Недаром многие замечали, что ловкостью, красотой и разумом Федюшка схож с царевичем Иваном. Как и царевич, он рано начал читать, любил книги и легко усваивал «науку жизни».

Никита Романович гордился старшим сыном, поместил его в школу при Чудовом монастыре, где он особенно тщательно изучал Священное Писание и историю. Успехи отрока были столь очевидными, что отец почёл за нужное приобщить его к своим делам. Он радовался зрелым суждениям сына, его находчивости. Рассказы взрослых давали ему богатую пищу для размышлений. Отец посвящал его в жизнь двора. Одна придворная история особенно поразила воображение Фёдора.

Однажды во время пира царь вместе с гостями плясал в масках. Князь Репнин один не участвовал в общем веселье. Тогда царь надел на него маску и сказал:

— Играй вместе с нами!

Репнин в сердцах растоптал маску и произнёс:

— Чтобы я, боярин, стал так безумствовать!

Царь прогнал его с пира, а через несколько дней велел убить прямо в церкви. В ту же ночь умертвили и князя Юрия Кашина. Никто не знал, за что был убит князь Кашин, но последовавшая вскоре казнь князя Оболенского вызвала много суждений. Князь был любимцем матери Грозного, великой княгини Елены, и предан царю.

Всё это обсуждалось домочадцами Романовых за закрытыми дверями, чтобы не услышала челядь. Говорились тайные и опасные слова, будто князь Оболенский разгневал царского любимца Фёдора Басманова, сказав ему: «Ни предки мои служили с пользою государю, а ты служишь гнусной содомией»[3].

Фёдор пожелал узнать подробности.

— Что такое «содомия»? — спросил он у отца.

Тот сердито ответил:

— Ты бы, Фёдор, не спрашивал лишнего.

— Батюшка, ты сам говорил мне, что я стал уже большим!

— Сын мой, тебе рано знать о государевых делах! Иди — велено тебе! Иди!

— А вот и знаю. Царь не любит княжат. И я також, когда стану царём, буду им головы рубить!

Мать горестно всплеснула руками и решительно увела сына в его комнату.

— Никогда не говори, деточка, таких слов! У стен тоже есть уши!

Хоть и говорится «по годам и разум», но Фёдор был разумен не по годам.

В то время вышла в свет первая русская книга, имевшая выходные данные, — «Апостол». Разговоры были о том давно. Воображение рисовало Фёдору Печатный двор словно некое святилище, хотя святилище это находилось рядом, рукой подать. Надо было миновать нелюбимую Варварку (нелюбимую за заселённость лавками и монастырскими строениями), а далее выйти на Никольскую улицу к Печатному двору. Туда, однако, Фёдора не пустили. К нему вышел сам мастер Иван Фёдоров. С любопытством оглядев отрока и подивившись его желанию посмотреть, как «свершается диво дивное явления людям чудного писания», он сказал ему, что сие делается с благословения самого государя, а посему как такое может статься, чтобы боярский отрок спроста мог войти в заповедное место?

Чтобы утешить сына, Никита Романович повёл его к Спасскому Крестцу, где торговали книгами, намереваясь купить, ежели попадётся что-то доброе. День, однако, выдался неудачный. На Спасское стояние собралось много пришлых бродячих попов из окрестных и далёких селений. По бедности и ничтожеству церковных приходов они не могли заработать на пропитание. В Москве они надеялись хотя бы на временный заработок: отслужить обедню, окрестить младенца или сделать что-либо другое. Нанимали их редко. В Москве было много церквей, а у богатых людей имелись и личные домовые церкви. Поэтому попы искали себе дополнительный заработок, а точнее — приобретали вторую профессию продавцов книг.

Это была особая литература, состоявшая преимущественно из тетрадей, сшитых листов с выписками из Божественных писаний, житий святых и сказаний о чудесах, но попадались и светские повести. Цена была недорогой, доступной даже простолюдинам. Спасский Крестец становился понемногу средоточием народной грамотности. Жаль только, что между торговцами затевались свары. Это было делом обычным, и драчуны попадались даже среди попов.

Осторожный и разборчивый Никита Романович не спешил с покупкой книг, хотя у Федюшки быстро загорались глаза и он дёргал отца за рукав. Продавцы, видя это, назойливо предлагали боярину свою продукцию. На иных продавцах и образа-то Божьего на было. Ночами, видно, по притонам шастали, в зернь[4] играли, а днём о деньгах помышляли. Никита Романович пожалел, что пришёл сюда: пристойно ли знатному боярину появляться в местах скопления простонародья!

Никита Романович повернул в сторону Спасского моста, что был перекинут через водяной ров, окружавший кремлёвскую стену. Здесь стояли деревянные ларьки с разложенными по прилавкам книгами. Толчеи тут не наблюдалось, но и выбор книг был беднее, зато богаче их товарный вид. Тут имелся и «Русский хронограф», большой свод из всемирной истории, и «Сказание о князьях Владимирских». У Романовых эти книги дома были, и старший сын особенно любил легенду о получении Владимиром Мономахом царских регалий от византийского императора Константина Мономаха. Книга «Тайная тайных» была в царской библиотеке, но до времени боярин не советовал сыну читать её: отроку не уразуметь советов Александру Македонскому.

Никита Романович осторожно листал книги, представляющие собой рукописные списки, иные из них были оправлены в серебряный переплёт. Взгляд его быстро отыскал незнакомую книгу. Она была в политуре с искусным покрытием. Название книги было выведено рукой большого мастера: «Поучение Даниила, митрополита Всея Руси». Продавал книгу человек благообразной внешности, смуглый и темноволосый, в чёрном монашеском одеянии. Почувствовав интерес боярина, он начал наизусть читать первую страницу книги. Голос был низкий, приятный.

— «Подобает нам прежде всего, о благоразумные чада, возлюбить каждому из нас внимание и заботу о себе и осуществлять всячески искусное попечение о душах наших. Видите, как быстро идут дни жизни нашей? Как быстро бежит конь, и как птица по воздуху быстро летит — так и дни наши, и часы, и минуты проходят быстро. Ибо не вечны мы здесь, в настоящей жизни...»

Никита Романович спросил цену книги. Она была довольно высокой — двадцать рублей. Почувствовав колебания покупателя, продавец сказал, глядя на боярского сына:

— Книга сия надобна будет отроку в жизни предстоящей. Вижу: быть ему великим духовным пастырем на Руси.