Питер Саржент. Трилогия - Гор Видал

общественностью, а я предпочитаю работать с молодыми. Возможно, вы знаете, — а может, и не знаете, — но наша труппа сегодня вечером дает очень важную премьеру. Это первый большой современный балет, что мы представляем за многие годы, и ставил его хореограф Джед Уилбур.

— Я большой его поклонник, — заверил я, чтобы показать, что кое-что в балете понимаю. — Невозможно крутиться в мире театра и не знать Джеда Уилбура. Сейчас он самый спорный хореограф, а также самый модный. Причем работает не только в балете, но и в мюзикле.

— Уилбура не раз обвиняли в симпатиях к коммунистам, но так как суд дважды полностью его оправдал, я ему абсолютно доверяю. Однако Объединенный комитет ветеранов придерживается иного мнения. Вчера они прислали телеграмму, что если мы поставим его новый балет, то они будут пикетировать каждый спектакль до тех пор, пока его не снимут.

— Это нехорошо, — согласился я, стараясь, чтобы это прозвучало еще хуже, чем было на самом деле: в конце концов на карту поставлена важная работа. — Не мог бы я взглянуть на телеграмму?

Мистер Уошберн протянул ее мне.

«АЙВЕНУ УОШБЕРНУ ИМПРЕСАРИО БОЛЬШОГО БАЛЕТА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА МЕТРОПОЛИТЕНОПЕРА НЬЮ-ЙОРК.

ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ СЧИТАТЬ ЧТО ДЖЕД УИЛБУР КОММУНИСТ ТЧК ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ НАШИ ЖИЗНЕННЫЕ ЦЕННОСТИ И ИДЕАЛЫ НАЦИИ ПОДРЫВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТАКИХ ТИПОВ КАК УИЛБУР ДОЛЖНА БЫТЬ ЗАПРЕЩЕНА ТЧК ЕСЛИ ВЫ НЕ ПРИМЕТЕ МЕРЫ ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ НАШ АМЕРИКАНСКИЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ ЗПТ МЫ БУДЕМ ПИКЕТИРОВАТЬ КАЖДЫЙ СПЕКТАКЛЬ ПОСТАВЛЕННЫЙ УПОМЯНУТЫМ УИЛБУРОМ ТЧК В СТРАНЕ ИСТИННОЙ ДЕМОКРАТИИ НЕТ МЕСТА РАЗНЫМ ТОЧКАМ ЗРЕНИЯ НА ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЕ ПРИНЦИПЫ ТЧК

ИСКРЕННЕ ВАШ АБНЕР С. ФЛИР СЕКРЕТАРЬ».

— Весьма острое заявление, — заметил я.

— У нас в этом году очень трудный сезон. Мы уже пятая балетная труппа, которая приехала в город, и хотя мы — настоящий русский балет, такой зал, как в Метрополитен-опера, заполнить нелегко. Уилбур — наш козырный туз. Это его первая постановка с нашей труппой. И первая новая работа в этом году. Сегодня вечером все должно пройти как по маслу, без всяких накладок. Кстати, это тоже ваша работа: обеспечить премьере рекламу.

— Будь у меня несколько недель на подготовку, я смог бы устроить так, чтобы о спектакле написал журнал «Лайф», — заметил я с присущей нашей профессии скромностью.

Однако на Уошберна это впечатления не произвело.

— Во всяком случае, мне сказали, что у вас хорошие связи с театральными обозревателями. А они формируют общественное мнение; по крайней мере насчет нас. Вам нужно убедить их, что Уилбур чист, как…

— Прошлогодний снег, — закончил я, гордясь, что смог обыграть такой расхожий штамп. — А как на самом деле?

— Что — на самом деле?

— Он чист как… Я хочу сказать, он коммунист?

— Господи, откуда мне знать? По мне, он может быть хоть анархистом. Меня интересует лишь одно — успех премьеры. А кроме того, какое отношение может иметь политика к «Затмению»?

— Что это такое?

— Это название нового балета. Я бы хотел, чтобы вы побывали на генеральной репетиции. Сегодня, в половине третьего. Вы сможете составить некоторое представление о труппе, встретиться с людьми и все такое. Поговорите с Уилбуром; он полон идей, как справиться с этим… Пожалуй, у него этих идей даже чертовски многовато.

— Это означает, что я официально нанят на работу?

— С этой минуты и до конца сезона… то есть на две недели. Если к тому времени, когда мы отправимся в турне, проблемы не исчезнут, можете ехать с нами по крайней мере до Чикаго… если это вас устроит.

— Посмотрим, — хмыкнул я.

— Вот и отлично, — мистер Уошберн поднялся и я тоже. — Возможно, до половины третьего вы захотите как-то подготовиться. Можете воспользоваться соседним кабинетом… Мисс Роджер вам покажет.

— Прекрасно, — кивнул я, и мы торжественно пожали руки.

Я был уже на полпути к двери, когда мистер Уошберн заметил:

— Думаю, следует вас предупредить, что балетные артисты — народ излишне темпераментный. Не принимайте их слишком всерьез. Их маленькие ссоры всегда производят гораздо больше шума, чем того заслуживают.

В свете дальнейших происшествий это оказалось явной недооценкой ситуации.

2

До разговора с Айвеном Уошберном я мог ходить или не ходить на балет, а так как с самого начала я был занят тем, что писал театральные обзоры для Милтона Хеддока из «Нью-Йорк Глоуб», то я на него и не ходил. Кроме того, чтобы делать работу мистера Хеддока не хуже, чем свою, мне приходилось упираться так, что оставалось слишком мало свободного времени, особенно между половиной девятого и одиннадцатью вечера. Видит Бог, мистер Хеддок был прекрасным критиком и еще более прекрасным человеком, и к его обзорам в «Глоуб» прислушивались гораздо больше, чем к любым другим.

Так продолжалось все то время, пока их писал я — то есть с 1947 по 1949 год; позднее, как мы говаривали в армии, меня из «Глоуб» поперли.

Я не хочу сказать, что мистер Хеддок, который начал писать о театре в год моего рождения, не мог бы сделать эту работу лучше меня… Он-то, конечно, мог, но есть известные пределы совмещения работы с шотландским виски без воды и льда, принятым прямо из бутылки в тиши уютного кабинета либо из потайной фляжечки времен сухого закона, если дело происходит в театре — он в пятом ряду, а я сразу за ним в шестом, — с инструкцией толкать его, если он начинал слишком громко храпеть.

В любом случае начало было прекрасным. Мистер Хеддок отечески меня опекал (хотя у него зачастую возникали проблемы с правильным произношением моего имени), а мне представилась приятная возможность наслаждаться своим авторством без какой-либо правки: он никогда не менял в моих отчетах ни строчки даже в тех нечастых случаях, когда вообще удосуживался их прочесть. Отсутствие признания со стороны читателей меня никогда не волновало. В конце концов, я выпускник Гарварда 1946 года (к моему возрасту следовало приплюсовать еще три года, проведенных на службе Родине в одном военном захолустье). Большая часть моих сокурсников все еще боролись за выживание на нижних уровнях разных рекламных фирм. Другие анонимно подрабатывали в «Тайм» или «Лайф» и безуспешно пытались отстаивать свои либеральные убеждения.

Во всяком случае, три года работы театральным критиком в «Глоуб» настолько уверили меня в своих силах, что я совершил ошибку, попросив повышения в самый неподходящий момент. Ошибка в выборе времени могла объясняться моей чрезвычайной молодостью и естественным невежеством, если воспользоваться словами мистера Хеддока, в свою очередь цитировавшего выпускающего редактора. Но поскольку я, к своему несчастью, сформулировал