Невеста Франкенштейна - Хилари Бэйли

Когда он стоял вот так на раскачивающейся палубе, мне вспомнилась мифологическая фигура полузверя-получеловека. Это невероятное зрелище настолько меня захватило, что я и вовсе забыл о себе: ведь я оказался в непростой ситуации, поскольку шел совсем один, среди тумана и тьмы. Но мне тотчас же пришлось об этом вспомнить, ибо, к моему ужасу, диковинное существо закинуло назад голову и издало вопль, полный невыразимого ужаса. Не представляю, каким образом можно описать подобный звук. Это был не волчий вой и не звериный рев, а, скорее, вопль человека, испытывающего непереносимые муки. И, продолжая издавать этот звук, он указал рукой с развевавшимся рукавом в моем направлении. Я застыл на месте. Но нет, он не видел меня. Он указывал куда-то дальше, через дорогу, в направлении Чейни-Уолк, откуда я только что пришел.

Барочник, руководивший разгрузкой, которая не прекращалась ни на минуту, отреагировал молниеносно. Мгновение — и он сорвался со своего места, пересек судно, поднял руку с каким-то тяжелым предметом, похожим на дубинку или массивную деревяшку, и с размаху опустил ее на голову чудовища, указывавшего пальцем в мою сторону. После этого, выкрикивая слова, которые я не мог разобрать, он повторил удар еще раз, теперь уже со всей силой, на какую только был способен. Подобные удары, обрушься они на голову обычного человека, запросто могли бы сбить с ног, но чудовище лишь отвело руку с указывавшим на что-то пальцем и, защищаясь от ударов, прикрыло ею голову, а затем как ни в чем не бывало вновь приступило к работе.

Я же, испугавшись внезапно этой картины больше, чем своей одинокой прогулки, поспешил прочь. Мне не страшны уже были разбойники, ибо то, что я сейчас увидел, произвело на меня самое чудовищное впечатление. В этой сцене было нечто ужасающее и жалкое одновременно, нечто противное как человеческой природе, так и цивилизации в целом. Шагая по дорожным ухабам из Челси, я старался убедить сам себя, что передо мной было всего лишь слабоумное, несчастное существо, обделенное природой, с изуродованным телом и лицом, с искаженным разумом. Несомненно, эти люди нещадно его эксплуатировали. Наверняка ему мало платили за работу и беспощадно избивали. Я пожалел его и подумал о том, как же это получается, что Бог, при всей его мудрости, допускает существование столь убогих созданий. Пришла ко мне и вовсе еретическая мысль, что, возможно, мир наш и вовсе не контролируется Богом, а является вечной ареной борьбы между Богом и его противником. Не было ли это создание, увиденное мною на берегу, сотворено как раз в тот момент, когда сила была на стороне дьявола? Человека, высказавшего подобную мысль вслух, раньше сожгли бы на костре.

Я не знал тогда, что встреченный мной незнакомец создан ни Богом и ни дьяволом, что создатель его еще более ужасен — им оказался сам человек.

Я направил свои стопы по пустынной дороге Пимлико к огням Стренд, деловое оживление которой придало мне мужества. Замедлив шаги, я решил заглянуть в «Вояджерз-клаб», что в Ковент-Гардене. Приятная беседа с друзьями у огня придала моим мыслям совсем иной оборот и направила их к теме истоков рыцарства, а также к вопросам происхождения некоторых корней. О сцене, свидетелем которой мне пришлось недавно стать, я даже не упоминал. Она стала казаться мне одной из тех, что производят иногда яркое впечатление, вызванное кратковременным любопытством, но по прошествии времени быстро забываются.

Несколько дней спустя и началась та зловещая история, которую я должен теперь рассказать, а пока разрешите мне вернуться от страшной фигуры, встреченной мной в Челси, к лету, предшествовавшему главным событиям моего рассказа. Я вернусь к тому самому лету, когда весь мир еще пленял меня своей свежестью и красотой и когда я познакомился со своим будущим другом Виктором Франкенштейном.

Виктора Франкенштейна я впервые встретил на поле, где мы играли в крикет. Швейцарец, большую часть жизни проживший в родной стране и в прочих, весьма отдаленных от Великобритании странах, Виктор приехал к нам лишь несколько лет назад. В нашу команду его привел Хьюго Фелтхэм, который учился вместе с ним в Ингольштадтском университете в Германии. Я же встретился и подружился с Фелтхэмом уже в Оксфорде. Так вот, однажды я приехал к Хьюго домой — в Олд-холл, расположенный в Кенте на Лонгтри. Его мама сразу же отправила меня, как и наказал ей Хьюго, на зеленую лужайку, объяснив, что в данный момент именно там проходит ежегодное состязание по крикету между двумя местными командами. «Вы очень нужны сейчас Хьюго, — сказала она мне, — а именно в качестве бэтсмена». Дело в том, что одного игрока, выступавшего в этой роли, переманила на свою сторону команда противника, а второй куда-то уехал, прихватив с собой чужую жену.

Оставив свою лошадь у дома, я направился по радующим глаз тропинкам Олд-холла. Миновав небольшую калитку, я прошел мимо фермерских полей, где под июльским солнцем кукуруза поднялась уже почти в полный рост. Оставив позади церковь, я вышел на деревенскую улочку с кузницей и двумя сельскими гостиницами и в результате оказался на зеленой поляне с могучим дубом, очень похожим по описаниям на тот самый дуб, под которым нашел укрытие Карл I, спасаясь бегством от своих врагов.[2]И какой же прекрасный вид открылся далее моему взору! На раскинувшейся передо мной, залитой солнцем зелени луга расположились тринадцать мужчин: одни в белых брюках и рубашках, другие в повседневных молескиновых штанах и фланелевых рубашках с закатанными рукавами. Даже оттуда, из-за дуба, я сразу приметил здоровенного парня в коричневых брюках и белой, расстегнутой на груди рубашке, который, примерившись битой, послал мяч высоко в воздух, в противоположную от меня сторону, прямо к небольшой рощице на другой стороне поляны. Раздался радостный возглас Хьюго:

— Отличный удар, Симпсон!

Сам Хьюго растянулся на траве среди собравшихся в группу зрителей и игроков, между которыми было и несколько дам в светлых платьях и соломенных шляпках. Я направился к ним, и Хьюго, заметив меня, вскочил на ноги и бросился мне навстречу. Улыбаясь и протягивая ко мне руки, он хорошо знакомым мне движением откинул со лба длинные волосы и прокричал:

— Джонатан, дружище! Как хорошо, что ты пришел!

— Твоя матушка сказала, что я тебе нужен, — ответил я.

— Еще как, дорогой мой, — подтвердил он. — Мы почти проиграли. У нас осталось только трое игроков. Эти негодники переманили на свою сторону нашего кузнеца. Еще бы — он собирается жениться на дочери капитана их команды! А потом мы потеряли второго игрока, и опять-таки из-за сердечных дел. Он вместе со своей возлюбленной укатил во вторник в Лондон. Для любви нет преград, сам понимаешь.

В воротцах теперь стояли двое: дородный парень из нашей команды, игравший в тот день в отцовских брюках, так как они приносили ему удачу, а также владелец местной гостиницы, который, как оказалось впоследствии, весьма переоценил свои способности. Позже этот последний долго оправдывался, объясняя свою плохую игру тем, что удар мяча был слишком силен для него. Он и ахнуть не успел, как игроки противоположной команды уже радостно кричали: «Готово!»