Трагедия закона - Сирил Хейр

— Сентиментальность — болезнь, которая поражает в первую очередь молодежь, — заявил судья. — Петигрю, например, был ярым противником казни через повешение. Не так ли, Петигрю?

— Я и сейчас против, господин судья.

— Вот-вот! — Барбер сочувственно щелкнул языком. — Некоторые из нас так и не расстаются с иллюзиями молодости. Но что касается меня лично, я против отмены смертной казни. Более того, считаю, ее надо применять шире.

— Сделать виселицы пошире, — прошептал Петигрю Дерику, сидящему рядом с ним.

— Что вы сказали, Петигрю? — спросил Барбер, который все прекрасно слышал, вопреки расхожему мнению, что все судьи туговаты на ухо. — Ну да, вы, как всегда, шутите, но некоторые из нас очень серьезно относятся к данному вопросу. Я за то, чтобы большинство преступников казнить. Например, воров-рецидивистов и лихих водителей. Я бы их всех вешал. Им не следует жить в нашем мире.

— А в другом мире, — неожиданно вмешался священник, — им воздастся по справедливости.

Из всех неудачных высказываний за ленчем это был, пожалуй, самый большой ляпсус. Мало того, что служитель Бога сказал о своих убеждениях на публике, но он еще и намекнул на правосудие, стоящее выше Высокого суда! До этого момента беседа была если и не очень содержательной, то по крайней мере оживленной, но последнее высказывание заставило всех замолчать. Несмотря на отдельные попытки нарушить тишину и возобновить разговор, беседа не удавалась. Пытаясь расшевелить сотрапезников, миссис Хаббертон спросила у судьи, верит ли он в то, что человек, которого будут судить сегодня, действительно "сделал это". Ничего более достойного внимания не было сказано до самого конца. Сэвидж и Грин сновали туда-сюда, меняя восхитительные блюда. За дверью таинственный человек, должность которого называлась "виночерпий", занимался бутылками и тарелками. Но ни прекрасная еда, ни замечательное вино, ни безукоризненное обслуживание не могли скрыть того факта, что ленч как развлекательное мероприятие провалился. И все почувствовали облегчение, когда Сэвидж наконец объявил, что автомобили поданы, а Барбер удалился, чтобы надеть парик перед тем, как отправиться в суд.

Когда сердитый, угрюмый судья шел через холл к выходу из гостиницы, его встретил Бимиш и вручил письмо.

— Простите, милорд, — пробормотал он, — я только что обнаружил это письмо. Его, по-видимому, принесли, когда ваша светлость обедали.

Взглянув на адрес, Барбер поднял кверху брови и вскрыл конверт. Послание было кратким, и он быстро прочитал его. Лицо судьи просветлело. Впервые за этот день он выглядел бодрым и веселым. Судья передал письмо Дерику.

— Это вас позабавит, господин секретарь, — произнес он. — Когда приедете в суд, отдайте письмо старшему констеблю.

Дерик взял тонкий лист бумаги с машинописным текстом. Петигрю, стоявший сзади, заглянул ему через плечо и прочитал:

"Судье Барберу по кличке Стригун.

Да свершится правосудие, даже по отношению к судьям. Знай, твои грехи известны. Это предупреждение".

Подписи не было.

— Вот такие вещи оживляют выездные сессии, — добродушно проговорил Барбер. — До свидания, миссис Хаббертон. Было очень приятно с вами познакомиться. Всего хорошего, Петигрю. Встретимся вечером в столовой. Вы готовы, господин шериф? И он отбыл в прекрасном расположении духа.

Петигрю, глядя ему вслед, признался себе, что чувствует нечто вроде восхищения.

— Черт возьми, а у этой скотины есть выдержка! — пробормотал он.

Но ужинать в столовой ему все равно не хотелось.

Обычно адвокаты не устраивали никаких мероприятий для судьи в первом городе, где проходила выездная сессия суда, но на этот раз судья сам попросил сделать исключение. Петигрю, который был ярым сторонником традиций, высказался против, но остальные адвокаты не возражали. Маленький праздник не помешает. Кроме того, было известно, что леди Барбер будет сопровождать мужа до конца сессии, и почему бы Стригуну не провести хоть один вечер без нее. К тому же это был повод допить шампанское, которое простаивало в погребе "Красного льва". Поэтому адвокаты не без удовольствия надевали свои туго накрахмаленные манишки.

Барбер настоял на том, чтобы вечер был неофициальным, и даже отказался от предложения шерифа ехать в "роллс-ройсе". Взяв с собой Дерика, он приехал в гостиницу на своем автомобиле. Судья был в таком же хорошем настроении, как после ленча. Послеобеденное заседание прошло на удивление легко. Когда стало ясно, что дело выиграет обвинение, подсудимый по совету адвоката сделал заявление о своей виновности в непредумышленном убийстве, которое было сразу принято. Дерик, ожидавший впервые в жизни услышать оглашение смертного приговора и пребывавший в состоянии нездорового возбуждения, как турист, первый раз приехавший на бой быков, почувствовал разочарование, смешанное с облегчением, по поводу такой неинтересной развязки. Судья, несмотря на свои кровожадные высказывания за ленчем, демонстрировал полное удовлетворение ходом разбирательства и вынес более чем мягкий приговор. Поскольку Дерик не был круглым идиотом, он пришел к выводу, что за ленчем судья немного рисовался и присутствие Петигрю имело к этому какое-то отношение.

В небольшой адвокатской столовой "Красного льва" уютно устроились около дюжины мужчин. (Ходили слухи, что в Южном округе членство предоставлялось и женщинам, но они лишь платили вступительные взносы и не принимали участия в мероприятиях. Местные адвокаты были консервативными людьми, верными мужскому братству, и в столовую посторонние не допускались, даже если это могло сулить выгодную клиентуру.) Во главе стола сидел Фродшам, единственный королевский адвокат среди присутствующих, полный любезный господин, который не отличался особыми достоинствами, но благодаря природному дару выглядеть преуспевающим быстро добился и успеха, и процветания. Судья Барбер сидел справа от Фродшама, а Дерик — напротив судьи. Соседом Дерика слева был секретарь выездной сессии суда, робкий пожилой джентльмен, имевший привычку нюхать табак. Петигрю случайно или намеренно оказался далеко от Барбера, по левую сторону от младшего барристера, который по традиции занимал место в конце стола. Там же, естественно, собрались адвокаты помоложе. Петигрю нравилось быть в компании молодых людей, и он чувствовал, что им тоже интересно его общество, хотя начал подозревать, что они смотрели на него скорее как на музейную редкость, чем на одного из своих.

Хорошее настроение судьи, поддерживаемое обильными возлияниями шампанского, передалось всей компании. Барбер высказал свое мнение по поводу войны, которое мало чем отличалось от общего мнения в октябре 1939 года, и, само собой, рассказал несколько забавных историй из своего адвокатского прошлого. К концу вечера он совсем расчувствовался, вспоминая предыдущие выездные сессии, которые проходили совсем не так, как теперь. Петигрю придерживался такого же мнения, но, слушая судью, с трудом скрывал презрение, потому что одной из затаенных причин его нелюбви к Барберу было то, что на самом деле судья не являлся истинным приверженцем выездных сессий. При первой же возможности он поменял бы беспокойные будни в провинциальных городах на роскошную жизнь в Лондоне. Многие годы до того, как его назначили выездным судьей, он только числился в Южном округе и требовал непомерные гонорары за то, чтобы оставить свою обширную практику на Странде Странд — одна из главных улиц в центральной части Лондона и выехать на работу в сельскую местность. Впрочем, Петигрю признавал, что в этом не было ничего плохого. Он и сам в свое время мечтал о большой практике в столице. Однако питал отвращение к лицемерию, и у него были причины презирать лицемерного Барбера. Его бесили разглагольствования этого самозванца перед новичками и его претензии на роль истинного преемника и хранителя традиций выездных сессий суда.