Время шаманов - Аве Бак

Плиты плотно лежали одна к другой, никаких нарушений в швах, ни отколов, ни трещин. Не было и видимых следов, что пытались хоть одну из них приподнять или сдвинуть.

– Да-а-а…. Полы вне подозрений. А что тут за потолок? Из чего?

– Да, обычный потолок. Доски, дранка, штукатурка.

– На вид как-будто целый. А за потолком?

– Наверное, чердак.

– Чердак, чердак. Чердаки, Иван Иванович, очень непредсказуемые архитектурные сооружения. Ход-то есть туда?

– Ход с улицы. Лестницу надо приставлять. Но дверца наглухо забита.

– И никакой сигнализации!

– Да какая может быть, Михаил Иванович, сигнализация на чердаке. Мы же не Кремль!

– Вот и я о том же. Идёмте на улицу. Лестницу приставлять.

Группа во главе с Колчановым и недоумевающим директором двинулась во внутренний хозяйственный дворик музея. Там и обнаружили лежащую у стены длинную выдвижную лестницу, которую подняли и установили ко входу на чердак.

– Увлекался я когда-то альпинизмом, – ухмыльнулся майор, – а вот в цирке работать не довелось. Держите крепче это чудо техники! Ну, с богом!

Аккуратненько, не торопясь, Колчанов подобрался к дверце. Левой рукой крепко взялся за последнюю перекладину лестницы, а правой с силой надавил на дверцу. Она скрипнула и легко распахнулась вовнутрь.

– А вы говорили заколочена! Чуток только гвоздиком прихвачена, чтоб ветер не телепал. Сергей, давай сюда. Фонарик найди что ли?

Первое, что почувствовал майор, ступив за порог чердака, запах. Запах, который он прежде, кажется, нигде в городе не встречал. Незнакомый, тревожный, чужой. В музее такого не было. Он соединял в себе аромат травяного благовония, резких выделений крупного хищного зверя и крови. Как пахнет кровь и только пролитая, и запёкшаяся, и протухшая, Михаил Иванович знал хорошо, всего повидать пришлось. В проходе появился Сергей.

– Ох, и вонь! Рыгнуть можно.

– Ты только попробуй мне изгадить место преступления! – отозвался Колчанов.

– Здесь и без меня уже, кажется, так нагадили….

– Фонарик взял?

– Взял.

– Свети! Сюда, сюда иди, свети в тот угол!

Свет фонарика выхватил из темноты примятую груду опилок, которыми был засыпан чердак.

– Видишь! Специально кто-то сгрёб, лежанку сделал, – пояснил Михаил Иванович, – и сидел тут, а, может, даже и спал в ожидании. Свети ближе.

На горке опилок валялись белые птичьи перья, на большинстве которых запеклись тёмные пятна крови.

– Жрать что ли бомж готовил, а? Михаил Иванович?

– Не похоже, совсем не похоже на бомжеское хозяйство. Тут не сготовишь. Смотри! – Колчанов вытянул из опилок плоский камень размером с небольшую тарелку.

Камень был щедро залит кровью, а к ней налипли пушинки от перьев.

– Собирай-ка всё это, Серёжа, собирай. Будем определять, чьи перья, чья кровушка горячая тут лилась. Вон её сколько под опилками.

Действительно, под отгребёнными вручную опилками, на досках тёмной лужей лежала запёкшаяся кровь.

– Странно всё это, товарищ майор!

– Очень, ты правильно заметил, коллега, странно и даже чересчур. Если вспомнить что именно украли, странность плавно переходит в охренение. Ты не стой! Делай как я, шеруди граблями-то под опилками.

Колчанов медленно на полусогнутых ходил по чердаку. Прощупывал руками каждый сантиметр.

– Михаил Иванович! Опять! Опять нашёл.

– Что опять?

– Шерсть. Очень большой клок. Вот.

– Где нашёл? В каком месте чердака?

– Тут.

– Разгребай опилки, ещё!

Маленькая, выпиленная в полу чердака, ляда попала в луч фонаря.

– Как, ход в погреб.

– Не в погреб, а в музей. – Колчанов стал нащупывать пальцами, за что бы зацепиться и открыть её.

– Помоги.

– Не спешите, она на вбитых гвоздях лежит. Видите.

– Точно.

Выпиленный квадрат держался на вбитых в срезы длинных гвоздях и лежал себе как крышка на кастрюле.

– Поднимаем, кладём. Свети туда!

Луч фонарика высветил прямо под самодельным входом глиняные горшки, вазочки, тарелки.

– Полки с керамикой в хранилище. Теперь нам ясно как грабитель проник в музей. Но входец явно маловат. Мне, например, не пролезть. – Признался майор.

– Я, наверное, смогу, если будет очень нужно.

– Значит, грабитель был худощавый. Это как версия. А? Или использовал помощника, которого мог опустить на верёвке до полки-стеллажа с посудой. Кстати, из хранилища мы и не могли увидеть, что потолок повреждён. Во-первых, плохое освещение, во-вторых, полки, вернее стеллажи, с керамикой, подняты почти впритык к потолку, закрывали от нас эту его часть.

– Не могли. Стеллажи где-то метра полтора в ширину.

– Хорошо. Теперь, Сергей, бери-ка фотоаппарат с мощной вспышкой и обфотографируй тут всё. Всё подряд.

– Да, Иван Иванович, – сказал Колчанов, стоя возле лестницы, отряхивая костюм от опилок, – оказывается, сигнализация на чердаках нужна не только в Кремле. Поеду-ка я домой, переоденусь, пообедаю заодно.

* * *

Елизавета Аркадиевна открыла мужу дверь.

– Боже мой, Миша, где ты так вывалялся, прямо как партизан из лесной засады.

– Почти угадала, но засада была на чердаке. – Согласно поддержал иронию супруги Колчанов. – Зато вырвался пообедать, эксклюзивная ситуация!

– Иди, обмывайся, герой нашего времени, я разогрею обед. Тебе другой костюм подгладить или в джинсах пойдёшь?

– В джинсах, в джинсах! – Отозвался Михаил Иванович из ванной.

– Слышу, не кричи.

Уже за столом, выждав, когда Мишенька утолит основные претензии разгулявшегося аппетита, жена, провоцируемая любопытством и переживаниями, робко поинтересовалась:

– Что-то серьёзное?

– Не знаю, пока ещё точно не знаю, но думаю, что да. И ожидаю продолжения марлезонского балета.

– И что ж там такое, если не секрет?

– Ну почему секрет. Ограбили музей краеведческий, кража необычная, да и украденное – сплошная экзотика. Бубен тунгусского шамана похитили.

– Бубен? Кому он мог понадобиться?

– Это и для меня загадка. Но ограбление продуманное, можно сказать, тонкое, со следами каких в обычной краже не ожидаешь.

– Что именно?

– Кровь, перья, клочки шерсти. Как тебе?

Елизавета Аркадиевна задумалась.