Атлантида, унесенная временем - Анатолий Максимов

– Странно это все, Максим Алексеевич. Он искренен со мной в наших близких отношениях… Но вот – нервничает…

Последнее и меня озадачило: если угон состоится с участием Богдана, то он освободится от службы буквально в тот же день. А тут – «на время»… На сколько и почему?

Богдан фактически переселился к Ольге. Это нас устраивало – был повседневный контроль за ним, его поведением и настроением. Беспокойство Богдана нарастало, и время от времени Ольга ловила на себе его тревожные взгляды.

Мы предполагали, что он испытывает тяжелейшее раздумье: замешивать или нет Ольгу в это подлое дело? Ему нужно было перейти Рубикон… Наш план ускорила Ольга: она «проговорилась», что ее брат уходит в море на несколько дней. При этом она высказала досаду, которую заметил Богдан. И естественно, поинтересовался, в чем дело?

– Ольга, ты чем-то обеспокоена?

– Понимаешь, Богдан, хотела занять у брата деньги на покупку нужной мне вещицы… Вот этой, – указала она на старенькую и потрепанную временем люстру. – А он отбыл на лодку и уходит завтра в море, причем дней на пять… А люстра-то ждать в комиссионке не будет… – А я на что? Где эта люстра? И сколько надо?

Ольга как ножом отрезала:

– У тебя не возьму – мы не муж и жена, и я у тебя не на содержании…

Богдан знал эту непримиримую щепетильность Ольги в вопросе с деньгами и только развел руками. Но когда до него дошла новость о выходе лодки в море, тут уже ему было не до люстры.

В этой ключевой беседе мы рассчитывали на два момента: Богдан должен немедленно довести до сведения «заговорщиков» эту ценнейшую информацию – достоверную и актуальную. И в связи с появлением этих сведений он должен был немедленно покинуть Ольгу. Последнее должно было подтвердить тот факт, что Богдан не только возможный участник операции с захватом подлодки, но и информатор о ситуации вокруг нее – о точном времени выхода в море и сроке пребывания в нем!

А длительное пребывание в море говорило о том, что лодка будет стоять на якоре на внешнем рейде. Точнее – не на якоре, а на бочке, фиксированной якорной цепью и балластом на дне морском.

Через два дня, когда подготовка нашей стороны закончилась, встреча с «захватчиками» приобрела конкретные формы: наш спецназ, химзащита (если все же…), способ локализации налетчиков и последующие официальные действия в адрес украинской стороны.

В день передачи Богдану «ценной» для него информации он так и поступил: почти что бегом исчез из дома Ольги. В окно она видела, как он стремительно помчался вдоль ее улицы в сторону штаба украинского флота.

Только на третий день узнал я подробности операции «Шхуна». Так что произошло на борту лодки? Попытка убрать вахтенного в рубке нашей лодки «удалась», ибо руководивший операцией адмирал в перископ увидел долгожданный сигнал: «все в порядке». Украинская подлодка всплыла, подошла к борту нашей лодки, и группа из трех моряков во главе с адмиралом-украинцем вошла в рубку, где… и была повязана.

В рубке уже сидело с кляпом во рту четверо пловцов-диверсантов. И среди них – Богдан. Когда командир подлодки, брат Ольги, подошел к знакомому диверсанту-неудачнику и с презрением посмотрел ему в глаза, то заметил, что тот хочет ему что-то сказать. И командир принял решение: здесь, на борту лодки, допросить поочередно всех.

На допросе Богдан поведал трудно воспринимаемую новость:

– Они хотели угнать лодку в Турцию… И деньги за это получили…

Захват был предотвращен и сопровождался появлением взрывного содержания информации: адмиралы готовились угнать и продать нашу лодку в Турцию, точнее, спецслужбам НАТО.

После захвата должны были вывести ее в море, где уже ждал ее натовский сторожевик с командой для подлодки. И самое страшное было в том, что скрытность нахождения подлодки в российских руках и тайная акция по ее угону в Турцию предусматривала… ликвидацию русского экипажа, всех до одного!

Наши меры по разоблачению попытки захвата лодки были весьма ограниченными. В ситуации, когда лодка «не существует», мы могли указать на факт такого «вандализма» только руководству морского штаба Украины в Севастополе. И не более!

Как показали дальнейшие действия украинской стороны, «большие верхи» такого провала своим подчиненным не простили. На кратковременном допросе Богдан сказал брату Ольги, что не мог стать предателем и Украины, и России. Ольгу он увидел через день и поведал ей, что находится под колпаком безпеки – его «пасли» люди из наружного наблюдения.

И мы понимали, что все подозрения лягут на него: он дал точную дату выхода лодки в море, и он мог проболтаться Ольге о сделке адмиралов с турецкой стороной. Значит…

– Богдан, – говорила ему Ольга, – тебе нужно скрыться. Они тебе этого не простят…

– Заботься о себе, Ольга. Я понял, что ты была в среде тех, кто помешал этой затее. Но как ты вычислила, что я участник в этом трижды проклятом деле?

– Лучше сейчас думай о себе… Но почему ты не пошел на этот шаг и не взял деньги для жизни за рубежом?

– А как бы я жил с этими грязными деньгами и замаранной совестью? Ты-то меня знаешь – я националист, но… но не предатель Святой Родины… В ее едином лице: Украины и России… Жаль только, что я поздно понял это единение…

Он страдал, и Ольга видела это, особенно когда он стремился понять ее место в этом «деле».

– Все же, Ольга, почему ты пошла против меня?

– Спасайся, Богдан. Я буду действительно рада тебя видеть. А об этом – после, это долгий разговор…

«Долгий разговор» не получился: через день Богдан был «случайно» сбит машиной. И в тот же день она сама чуть было «случайно» не попала под машину. Ольга о гибели Богдана не узнала – к этому времени она уже была в Судаке. Впрочем, о судьбе Богдана я ей рассказал, но в совершенно не обычной для нее обстановке – далеко в море и далеко от нашей родины…

…Грохот бури становился все сильнее, и все сильнее зрело желание воспользоваться отвратительной погодой, чтобы ускользнуть от следящих за нами дюжих молодцев Рыжебородого. Они открыто уже не один день преследовали меня.

К власти обращаться было безнадежное дело – русский для них был человеком второго сорта, и они палец о палец не ударили бы ради его защиты. Более того, они просто не поверили бы мне. Да и моих друзей, Влада и Ольгу, я бросить не мог. Им также грозила опасность. А Ольге даже дважды – от украинской безпеки и Рыжебородого.

Рыжебородый был в чести у местной власти. Он был не только вхож в кабинеты местной администрации, но его нередко можно было видеть в их компании на берегу в фешенебельном кафе, которое он контролировал. Все бы ничего, но однажды, в апреле, я поднялся на гору Алчак, скалу, выдававшуюся в море. Как обычно, бродил по пустынным ее склонам, ибо в это время на Алчак мог забраться только такой чудак как я, а не местные и даже отдыхающие. А меня тянуло сюда из-за ветра – любимого мной сильного упругого ветра, как тот, что гулял в этот день на покатых склонах горы.