Долина забвения - Эми Тан

К кабинету матери примыкала еще одна комната. От кабинета ее отделяли застекленные французские двери и тяжелые портьеры для обеспечения приватности. Комната называлась Бульваром, потому что ее окна выходили на Нанкинскую улицу, и она служила нескольким целям. Днем я занималась там со своими американскими учителями, однако если к матери или Золотой Голубке прибывали гости из-за пределов города, им отдавали эту комнату в качестве временного пристанища. Иногда куртизанке по собственной ошибке или из-за чрезмерной популярности приходилось принимать за одну ночь двоих клиентов. Она развлекала одного в Бульваре, а другого — в своем будуаре. Если она была осторожна, то клиенты не догадывались о ее двуличии.

Моя комната находилась в северной части восточного крыла, рядом с главным коридором, и благодаря этому я слышала сплетни четырех служанок, которые собирались за углом, возле окна моей комнаты, и ждали, когда им прикажут принести чай, фрукты, горячие полотенца или еще что-нибудь. Они прислуживали куртизанкам и поэтому были в курсе, как идут у них дела с новыми поклонниками. Меня всегда удивляло, почему куртизанки считают своих служанок глухими.

— Ты бы видела ее лицо, когда он подарил ей ожерелье вдвое дешевле того, на которое она рассчитывала! А вот я совсем не удивилась!

— Она в ужасном положении. Помяните мое слово — через месяц ее тут уже не будет. Ай-ай, бедняжка! Она слишком хороша для такой судьбы.

Ранним вечером хотя бы одна облачная красавица выходила со своим покровителем в большой двор для романтичного разговора о природе. Стоя в крытой галерее, я слышала этот тщательно отрепетированный мягкий шепот так часто, что могла повторить его с той же мечтательной интонацией, как и куртизанки. Луна была самой популярной темой их разговоров.

— Я бы должна с радостью любоваться полной луной, любимый. Но мне плохо, потому что я помню, что мои долги растут, а твой пыл угасает. Иначе почему ты так давно не дарил мне подарков? Неужели моя преданность тебе будет вознаграждена нищетой?

И неважно, насколько щедрым на самом деле был покровитель, — красавица вытягивала из него все больше. Чаще всего многострадальный мужчина вздыхал и говорил куртизанке, чтобы она больше не плакала: он согласится на любую ее прихоть, которая подарит ей счастье и утолит печали.

Обычно все происходило именно так, но однажды я с радостью услышала, как покровитель ответил:

— Будь твоя воля, полнолуние наступало бы каждую ночь. Хватит надоедать мне этой чушью про луну.

Ближе к полудню я слышала, как во дворе девушки обсуждают свои дела:

— Скряга притворился глухим.

— А мой сразу согласился. Мне надо было попросить его об этом еще несколько месяцев назад.

— Он искренне меня любит. Он сказал мне, что я не похожа на других цветочных красавиц.

С наступлением дня они замечали в небе различные знаки и наблюдали, быстро ли меняются облака, что означало перемены в судьбе. Красавицы видели недобрые знамения в облачных полосах в небе, отмечая, что они находятся очень далеко. Они бурно радовались, когда облака становились пышными, будто попки младенцев, но страшно пугались, когда младенцы оборачивались черными грозными тучами. Им было известно, что судьбы многих облачных красавиц, живших здесь до них, менялись всего за день, да и старшие сестры предупреждали, что успех так же непостоянен, как мода на очередной фасон шляпки. Но с ростом популярности девушки забывали о предупреждениях и верили, что станут исключениями из общего правила.

В холодные ночи я приоткрывала окно и слушала разговоры служанок. Когда было тепло, я распахивала его шире и тихо стояла в темноте за решетчатыми ставнями. Карлотта сидела у меня на плече, и мы вместе слушали, как служанки обсуждают то, что происходит в покоях куртизанок. Иногда я слышала выражения, которыми облачные красавицы обменивались между собой: «продеть нитку в игольное ушко», «войти в павильон», «пробудить воина» и многие другие, которые вызывали у них смех.

Конечно, любому ребенку станет интересно, почему эти слова служат источником такого веселья. И однажды летом, когда мне исполнилось семь, мой интерес был удовлетворен. Три служанки и одна куртизанка тяжело заболели, после того как съели испорченную еду. Оставшуюся служанку поставили ухаживать за куртизанкой, которую непрерывно тошнило. Я видела, как Розовое Облако со своим кавалером прошла мимо окна моей комнаты к своему будуару. После нескольких минут ожидания я тихо метнулась к западному крылу и спряталась у нее под окном. Мне недоставало роста, чтобы заглянуть в комнату, а из нее пока слышался только скучный обмен любезностями.

— Ты выглядишь таким веселым и счастливым. Должно быть, твой бизнес процветает, а твоя жена щебечет от радости, словно птичка.

И когда я уже хотела бросить эту затею и вернуться к себе в комнату, я услышала резкий удивленный вздох, а потом Розовое Облако прерывающимся голосом поблагодарила своего покровителя за подарок. Чуть позже послышались пыхтение и те же самые удивленные вздохи, которые повторялись много-много раз.

Я была рада, что к следующему вечеру заболевшие еще не поправились, и, придумав поставить под окно опрокинутую лохань, забралась на нее: так мне хватало роста, чтобы подсмотреть, что происходит в комнате. Подсвеченные неяркой лампой темные силуэты Розового Облака и ее кавалера за шелковым пологом постели энергично двигались, словно куклы в театре теней. Две маленькие, четко очерченные ступни, казалось, проросли из головы мужчины, и внезапно от движения одной из ног полог распахнулся. Мужчина, полностью обнаженный, так яростно скакал на женщине, что они оба упали с кровати. У меня непроизвольно вырвался резкий смешок.

На следующий день Розовое Облако пожаловалась Золотой Голубке, что я подсматривала за ними и что из-за меня ее кавалер чуть было не потерял к ней интерес. Золотая Голубка рассказала об этом матери, которая, в свою очередь, тихо сказала мне, чтобы я не нарушала уединение красавиц и не мешала им работать. Я поняла это так, что в следующий раз нужно быть осторожнее, чтобы не попасться.

И когда появилась еще одна возможность, разумеется, я ее не упустила. В таком возрасте увиденное совершенно не возбуждало меня в сексуальном плане. Скорее, меня будоражило то, что мои жертвы очень смутились бы, узнав, что я за ними подглядываю. Я и по-другому проказничала: подсматривала за мужчиной, который мочился в ночной горшок, оставила жирное пятно на платье куртизанки, за что она очень на меня ругалась, и устроила еще несколько шалостей. Однажды я заменила серебряные колокольчики на брачном ложе жестяными банками, и когда мужчина запрыгал на женщине особенно сильно, вместо мелодичного звона они услышали грохот и лязг. Совершая очередную шалость, я знала, что поступаю плохо, но в то же самое время чувствовала себя бесстрашной, что вызывало у меня радостное возбуждение. А еще я знала, как на самом деле облачные красавицы относятся к своим поклонникам и покровителям. И это знание давало мне тайную силу, которую я пока не могла использовать, но ценила ее не меньше, чем безделушки в своей шкатулке для сокровищ.