Таня Гроттер и ботинки кентавра - Дмитрий Емец

Этот браслет был ее проклятием, ее карой истрахом. Был тем, что даже ночью, когда ты не помнишь о нем, заставляет сердцепугливо замирать, а тело обливаться холодным потом. Обычный браслет, которыйприковывал ее ко всем страхам этой жизни подобно наручникам. Все началосьтриста сорок четыре дня назад, когда, не помня ровным счетом ничего, Склеппиоказалась на окраине Пламмельбурга, в самом дурном и бандитском его районе, очем она, разумеется, не знала, поскольку впервые видела этот район, этот городи даже свое отражение в луже. А собственное отражение, признаться, немало ееудивило и даже порадовало, поскольку, даже утратив память, Гробулия сохранилапотребность быть броской и особенной. Серые мыши и моль пусть забиваются в своиуглы. На охоту вышла она – великолепная и неподражаемая… эй, как меня зовут?..ну неважно! Я, просто я! Это звучит гордо и особенно.

Склеппи, появившаяся в этом мире неизвестнооткуда, была с волосами, покрашенными в немыслимый цвет, и в слишком короткойпо здешнему обычаю юбке, которая заставляла мужчин бросать на нее двусмысленныевзгляды, а женщин брезгливо плеваться. Причем что заставляло женщин плеваться,так и оказалось невыясненным. Не плевались же они, когда видели своисобственные, толстые, как колонны, ноги, сотрясавшиеся при каждом шаге словножеле? Правда, ноги Склеппи были гораздо симпатичнее, что во много разувеличивало праведность их гнева.

Именно тогда, когда она решила подойти кпервому же прохожему и задать ему вопрос, где она, Гробулия впервые ощутилаобжигающую боль и познакомилась с браслетом. Он уже тогда был на ней. Широкий,не из драгоценного, а из самого обычного металла, без узоров. По кисти онскользил свободно. Это потом уже он начал сжиматься.

Снять его было невозможно. Это сразу причинялоужасные страдания. Казалось, огненные буквы отпечатываются не только на коже,но и в мозгу, расплавляя его болью, с которой ничто не могло сравниться.

«ТЫ БУДЕШЬ ПОВИНОВАТЬСЯ! СНЯТЬ БРАСЛЕТ НЕПЫТАЙСЯ. ЕГО МОЖНО НАДЕТЬ ТОЛЬКО ОДИН РАЗ. ТОТ, КТО СНИМЕТ ЕГО – ИСПЫТАЕТЖУТКУЮ БОЛЬ. ПОТОМ БОЛЬ ПРОЙДЕТ, НО ЧЕРЕЗ ЧАС ОН УМРЕТ».

«Кто ты?» – с ужасом подумала Гробулия. Дажене произнесла вслух, просто подумала. И, что было еще страшнее, сразу жеполучила ответ.

Ее запястье вновь обожгло.

«НЕВАЖНО… НАЗЫВАЙ МЕНЯ АРИЙ… А ТЕПЕРЬ ИДИ И НЕОСТАНАВЛИВАЙСЯ, ПОКА НЕ ОКАЖЕШЬСЯ ВО ДВОРЦЕ. Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЕБЕ ПРИЧИНИЛИВРЕД. ПОКА НЕ ХОЧУ».

Больше Склеппи ничего не спрашивала. Лишнийвопрос – лишняя боль. Это Гробулия усвоила раз и навсегда.

И она послушалась. Что ей еще оставалось?Преследуемая скользкими типами, делавшими ей скверные предложения, она добежаладо дворца и кинулась к магцырям, охранявшим ворота. Подозрительные личностиотстали, наблюдая издали. Магцыри хотели бесцеремонно вышвырнуть ее, ибо дворецЕго Величества Бэра III не то место, где шляются легкомысленно одетые девушки,но Гробулия так завизжала, что на ее крик вышел начальник караула. И сразу же –о удача! – узнал в ней фрейлину принцессы Гробулию Склеппи, исчезнувшуюдень назад при невыясненных обстоятельствах. Вероятно, фрейлина была похищена,но, кем и с какой целью, так и осталось неизвестным, поскольку Склеппи непомнила ровным счетом ничего. Настолько, что даже перепутала царицу Нуи скухаркой. Но все же природная хватка взяла свое. Склеппи быстро заново освоилапридворный этикет и сблизилась с принцессой, которая и прежде ценила всепрелести – равно как и подводные камни – темперамента неунывающей Гробулии.Теперь же Склеппи стала еще более яркой, еще более незаурядной – это признаваливсе, у кого в голове было хотя бы на медный грош мозгов.

И все это время, все триста сорок четыре дня уСклеппи хватало благоразумия прислушиваться к жутким приказам браслета. Даже ксамым странным приказам, например, выкопать ночью в саду тринадцать луковицчерного тюльпана и в ночь полнолуния разложить их причудливой и зловещейфигурой на лужайке с солнечными часами. Казалось бы, нелепая блажь, но наутрооказалось, что в ту самую ночь на лужайке насмерть перегрызлись восемь царскихгончих, а пытавшийся разнять их псарь лишился пальцев на руке. Кто бы ни былтаинственный руководитель Склеппи и какие бы цели он ни преследовал, белыммагом его не назовешь, это точно.

Сколько раз Гробулия с ненавистью разглядывалабраслет, который иногда, следуя внутренней своей прихоти, менял форму. Порой онстановился узким и изящным, с мелкими колючими бриллиантами, или холодным итяжелым, из зеленого с прожилками камня, а иногда – дутым и золотым, поражаядаже любившую все броское Гробулию мещанской безвкусицей.

Не раз Склеппи казалось, что она может снятьбраслет – просто сдернуть его с руки и быстро отбросить. В конце концов, этобыл всего лишь браслет, побрякушка, хотя и магическая, – но стоило ейтолько подумать об этом, как запястье начинало почти взрываться, а руку словноглодали сотни злобных пираний, и Гробулия моментально вспоминала грозноепредупреждение. Вначале жуткая боль, а через час смерть. Проверять, верно ли это, –желания у нее не было. Во всяком случае, в очевидности боли сомневаться неприходилось.

«Может, я потому тогда и потеряла память, чтопопыталась снять его?» – думала она с тревогой.

Но теперь Гробулия не собиралась торчать всюночь в комнате, что бы там браслет ни говорил. Принц крови, даже страшный какобезьяна, был слишком лакомой добычей.

Придворный прием проходил по всем правиламэтикета и был до невозможности томителен. Несколько неожиданным был только егофинал. Царица Нуи вылила на голову царю Бэру разбавленное красное вино, назвавего проклятым алкоголиком, а в принца Форна швырнула рябчиком, крикнув: «Кушай,песик, пока мамочка добрая!»

После этого неприятного инцидента царицу Нуипочтительно увели отдыхать. Она ушла без вопросов, почти добровольно, лишь вдверях, неожиданно рванувшись, укусила за щеку зазевавшегося министра пошлин исборов.

Воспользовавшись суматохой, с полдюжиныпридворных, в том числе и Склеппи, выскочили из зала, якобы сопровождая царицу,и разбежались по своим делам. Гробулия же отправилась к себе, с тревогойпоглядывая на запястье.

– Ну уж нет! – одними губамипрошептала она, стараясь, чтобы браслет не засек ее мысли. – Если яостанусь в комнате, то лишь до второго караула. Понятно тебе?

Она ждала какой-то реакции, например, новойболи, но ее не было, и Гробулия слегка успокоилась.

«Ерунда… – подумала Склеппи, закрывая засобой дверь своей комнаты и отсылая служанку. – Это, конечно,предупреждение, но не очень строгое… М-м-м… назовем его просто советом. Можноему следовать, а можно… хорошенько подумать. Как звучало предупреждение? «Невстречайся сегодня с принцем». Так? Так! А после двенадцати ночи – это ужезавтра! Ну-с, что вы на это скажете?»

Браслет молчал. Склеппи довольно улыбнулась.