Когда он проснется - Фридрих Незнанский

На зеркале, заткнутая за край рамы, висела поздравительная новогодняя открытка. Оля схватила и ее, сунула в карман и, вернувшись на диван, быстро продела кольцо наручников в деревянный столбик подлокотника.

В дом вернулись Гера и Богдан, на ними – Лева с ведром воды. Поставили самовар, уселись за стол.

– Тебе сколько лет? – обратился к Оле украинец с льняным чубом.

– А тебе-то какое дело? – перебил его гигант с фонарем под глазом. – И вообще, не пора ли ее обратно проводить? Уже согрелась.

– Да ладно тебе! Пусть сначала поест, – вступился за пленницу Богдан.

Оля робко кивнула.

– Да, пожалуйста, – тихим голосом попросила она, – можно мне сначала пообедать?

Она обвела троих бандитов умоляющим взглядом.

– Жри, черт с тобой, – пожал плечами толстяк. – Что мне, жалко? Чего я должен за всех горбатиться? – добавил он, с обидой посмотрев на приятелей. – Ваше дело, а я переживаю… Мне-то что!

Богдан ловко соорудил Оле могучий бутерброд, второй бандит в черной маске подал ей кружку чая.

Глядя на эту идиллию, толстяк с разукрашенным лицом только хмыкал и пожимал плечами.

Оля не столько ела, сколько обдумывала создавшееся положение.

Самый опасный из украинской банды – толстяк с синяками, который пытался ее изнасиловать. Она боялась его больше всех. Тот симпатичный блондин, который подошел к ней на остановке, а потом затащил в машину, судя по всему, настроен довольно дружелюбно. Остальные… с виду нормальные, но поди знай, что у них на уме? Главарь тот, что приехал на машине с девушкой. Только от этого, который почему-то ходит в черной маске, неизвестно что ждать.

Правда, не видно блондина, который следил за ней возле дома.

– Что со мной будет? – спросила она, глядя Богдану в глаза.

Он решил ответить ей по-украински, чтобы поддержать политическую корректность операции. Он долго и с воодушевлением разъяснял девушке суть программы их партии, идейную значимость их борьбы и то, что с ней поступят в соответствии с правилами международного политического терроризма: никакого насилия, только выдвижение политических требований…

– Разумеешь? – время от времени переспрашивал он.

Оля понимала беглую украинскую речь через пень колоду, но послушно кивала.

– Короче, Че Гевара, – насмешливо протянул по-русски человек в маске.

Демонстрируя свое равнодушие к «болтологии» свядомых украинцев, он включил телевизор, придвинул поближе к нему кресло и, таким образом, оказался ко всем спиной.

Натрескавшись вволю, толстяк с детскими щеками сладко потянулся, сказал что-то по-украински и вышел в сени. Оля услышала, как заскрипели под его тяжестью ступеньки винтовой лестницы, ведущей в мансарду.

Гера решил отправиться на боковую.

Богдан остался с пленницей. Он еще некоторое время пытался объяснять ей идеологическую подоплеку ее похищения, но Оля никаких вопросов не задавала, и запас энтузиазма у Богдана скоро иссяк. К тому же он почувствовал необходимость сбегать на улицу.

Как только Оля осталась в передней одна, она вытащила из кармана карандаш, оторвала от открытки маленький кусочек и написала записку:

«Пожалуйста, позвони по этим телефонам в Москву (она записала код Москвы и свой домашний номер телефона, а также номер мобильного матери), в любое время, попроси Валерия Николаевича или Елену Александровну. Скажи, что Олю похитили. Мои родители тебе хорошо заплатят. Умоляю тебя, помоги мне отсюда выбраться. Никто не узнает, что это ты мне помогла».

Лева демонстративно не поворачивался к пленнице. Его раздражали любовные стоны Михася и неизвестной девки, доносящиеся из соседней комнаты, да еще вперемешку с молитвами, которые бубнила в своей комнате за перегородкой баба Галя.

«Что ему тут, бесплатная гостиница?» – кипел от злости Лева. – «Устроили притон. Вот пойду тоже и завалюсь спать, как этот жиртрест. Пускай Богдан чувиху караулит всю ночь. Я не двужильный. Если сбежит, то с него шкуру спущу».

Он не уходил только потому, что боялся: если Оля сбежит, не дай бог, то он рискует больше остальных.

«Этим-то что! А мне еще тут жить…»

Неожиданно он встал и направился к Оле.

Девушка едва успела спрятать записку в кулак.

Лева остановился напротив, проверил, прикована ли она к дивану, но не догадался приподнять сломанный подлокотник. При его приближении Оля сжалась от страха. Затем Лева без слов стащил с девушки зимние сапоги и забросил под печь.

«Без шубы и без сапог по снегу не побежит», – решил он.

Теперь можно было спокойно ложиться спать.

В это время со скрипом отворилась дверь комнаты, и в переднюю вышла Света, босая, в накинутой поверх голого тела рубашке Михася. Она прошла к столу, взяла нож и принялась нарезать хлеб.

– Что, проголодались? – осклабился Лева.

Девица смерила его взглядом:

– Отвали.

Обидевшись до глубины души, Лева выскочил в сени, сильно грохнув дверями.

У Оли застучало в висках. Она покосилась в сторону открытой двери комнаты. Там было темно, она увидела лишь белеющее постельное белье на кровати и разбросанные по полу подушки.

«Может быть, он уснул», – подумала она про главаря.

Светка двигалась по комнате, не обращая на Олю никакого внимания.

«Господи, сейчас или никогда!»

– Девушка! – шепотом окликнула ее Оля.

Та оглянулась, посмотрела:

– Проблемы?

Оля жестом попросила ее подойти. Приложила палец к губам. Тихо зашептала:

– Прочитайте! – сунула ей в руку записку.

Сняла с лацкана пиджака брошку – подарок отца на день рождения, буква "О" с завитушкой, – сунула девушке:

– Это золото.

В переднюю с веселым рычанием влетел окоченевший Богдан, подскочил к самовару и приложил к нему покрасневшие от мороза руки.

– О, це мороз, брр! – бодро прокричал он.

Оля сделала вид, что ничего не случилось.

Девушка, сохраняя внешнее спокойствие, незаметно сунула записку в карман рубашки, собрала на тарелку бутерброды и удалилась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

У Оли отлегло от сердца. Она даже повеселела. Завтра девушка позвонит в Москву ее родителям. Оля в этом отчего-то не сомневалась. Она до сих пор никогда не встречала настоящую проститутку, но традиция классической русской литературы воспитала в ней мнение, что наши проститутки – существа сердобольные, отзывчивые и честные.

«Нужно будет обязательно, когда все это кончится, пригласить ее к нам в гости, – мечтала Оля. – Нужно ей помочь, устроить на работу, или, если захочет, пусть поступает в институт. Наверное, она бедная, из неблагополучной семьи, вот и пришлось…»