Свет за окном - Люсинда Райли

Слушая воодушевленного Жана, Эмили думала о том, как он до сих пор привлекателен. Чистая кожа, ореховая даже после зимы, каштановые волосы волнистыми локонами обрамляют лицо – он выглядел моложе своих тридцати девяти. В подростках она даже некоторое время думала, что влюблена в него.

Когда они стали убирать со стола, Жак вдруг зевнул.

– Папа, отвести тебя в спальню? – спросил Жан.

– Нет! – отрезал Жак. – Я не хочу спать. Это я от чувств раззевался. Жан, принеси арманьяк, и я расскажу Эмили, что еще помню. И, к несчастью для меня, – Жак издал звук, похожий сразу на смешок и на стон, – это все. Я тут долго думал, Эмили, когда вы уехали, не унести ли мне это с собой в могилу, и решил, – он пошевелил плечами, – что нельзя понять настоящее, если не знаешь прошлого.

– Жак, это урок, который я тоже выучила, – тихо проговорила Эмили. – И, если помните, мы остановились на том, что Констанс согласилась помочь Винишии…

Париж

1943

Через два дня Эдуард вернулся с юга домой. Выглядел он измотанным и прошел наверх, к себе в комнату, задержавшись на лестнице только затем, чтобы сказать Конни, что вечером будут гости. Ей следует быть в гостиной в шесть тридцать.

Любопытно, кто явится на сей раз, подумала Конни, вознеся небесам молитву, чтобы только не братья фон Вендорф. Она понемногу приходила в себя после сумасшедшей позавчерашней ночи, когда Винишия передавала информацию из подвала их дома, и в то же время явился незваным Фредерик.

На следующее утро, стоило Саре уйти за покупками, как Конни сбежала вниз, чтобы осмотреть и запереть подвал. Однако ключа не было. Она осмотрела все внутри и снаружи. Нет, пропал. Слабым утешением служило лишь то, что Винишия не оставила в подвале ни малейших следов своего там пребывания – ни намека на сильный, характерный аромат «Галуаз» в воздухе, ничего из вещей не стронуто и не сдвинуто с места. И пока никакой реакции немцев на радиопередачу – а это при том, что обычно, знала она это по опыту, реакция следует очень быстро. Если бы они перехватили сигнал, идущий из этого района, то незамедлительно обыскали бы все дома в округе, понимая, что радист после передачи всегда стремится побыстрей унести ноги.

В половине седьмого, как требовалось, Конни при полном параде вошла в гостиную. Сара ввела полусонную Софи, неправдоподобно прекрасную в новом лиловом платье, усадила в кресло. Конни, исподтишка внимательно ее оглядев, пришла к выводу, что в Софи появилось нечто новое, знание, отличающее жажду от опыта. Она излучала сияние: не дева, а молодая женщина в полном цвету.

Эдуард спустился вниз отдохнувший и посвежевший, снова хозяин жизни, которому все нипочем. Поцеловал сестру, сделал ей комплимент и рассказал, кто у них сегодня в гостях – обычный состав преуспевающих французов, вишистских чиновников и немцев.

В семь тридцать все приглашенные собрались, за исключением Фалька. Фредерик передал хозяину извинения брата: тот вынужден опоздать, но непременно явится позже.

– Бойцы Сопротивления ворвались в Управление принудительных работ на рю де Франк Буржуа, захватили картотеку на шестьдесят пять тысяч карточек и спокойно ушли. Более чем понятно, что мой брат вне себя.

О программе УПР Конни узнала во время своей диверсионной подготовки. Это был реестр, в котором значилось почти сто пятьдесят тысяч молодых французов. Именно их подвергали аресту с тем, чтобы отправить в Германию для работы на военных заводах. Подобная практика вызывала понятное недовольство многих французов и делала правительство Виши крайне непопулярным. В результате многие законопослушные граждане, в принципе готовые подчиняться любой власти, перешли на сторону Сопротивления. Конни, слушая Фредерика, позаботилась о том, чтобы не выдать восторга, испытанного ею при вести об успехе Сопротивления, – но отметила про себя, что определенно отчасти это заслуга Винишии.

– Разумеется, последуют карательные акции, – добавил один из гостей, вишист. – Мы станем еще беспощадней к бунтовщикам, которые вносят разлад в жизнь нашей страны.

Когда подали кофе и коньяк, в прихожей раздался звонок. Вскоре в комнату вошел Фальк.

– Прошу прощения, господа. Дела! Нашему режиму еще предстоит справиться с недовольными.

Эдуард налил ему коньяку. Фальк обвел взглядом присутствующих и, отыскав Конни, направился к ней. Она стиснула зубы.

– Фройляйн Констанс, как поживаете?

– Спасибо, неплохо. А вы?

– Как вы слышали, эта «сражающаяся Франция» проявляет активность, но не сомневайтесь, мы над этим работаем, они от нас не уйдут. Впрочем, о работе лучше не будем. Мне нужно отвлечься. – Протянув руку, он коснулся ее щеки. Ей показалось, что по лицу потекла струйка ледяной воды.

– Фройляйн, возможно, вы могли бы…

– Итак, у вас большие проблемы, – послышался голос Эдуарда, явившегося разрядить ситуацию.

– Да, но мы всех поймаем и накажем. У нас уже есть добровольцы из французов, которые не одобряют проделок Сопротивления и выразили готовность оповещать нас об их намерениях. Кстати, они действуют даже в этом районе. Наш перехватчик запеленговал сильный сигнал, идущий из какого-то дома на вашей улице. Мы немедленно проверили ваших соседей, но ничего не нашли. Ваш дом я, разумеется, приказал не тревожить.

У Конни кровь застыла в жилах, тогда как Эдуард серьезно обеспокоился.

– Откуда же мог быть сигнал? – недоуменно спросил он. – Мои соседи, это я знаю точно, все люди лояльные и законопослушные.

– Брат, – внезапно вмешался в разговор Фредерик. – Если дело было вечером два дня назад, то я навещал здесь мадемуазель Софи, и ей захотелось послушать музыку. Граммофон не заводился, и она сказала, что в доме есть радио. Желая доставить ей удовольствие, я нашел станцию, которая передает классическую музыку. Так что, Фальк, – покаянно вздохнул Фредерик, – боюсь, это и был тот сигнал, который вы перехватили. Прошу прощения, что доставил вам лишние хлопоты. Зато могу уверить тебя, что в доме присутствовала вся мощь ЭсЭс, и на моих глазах сюда вошла только кошка.

Удивительное признание Фредерика выбило из колеи даже неизменно спокойного Эдуарда. Фалька оно также, судя по его виду, не убедило.