Дагестанская сага. Книга II - Жанна Абуева

Когда спустя некоторое время певица была застрелена из охотничьего ружья собственным мужем, Дагестан был потрясён. Убийство, совершенное средь бела дня прямо на глазах у горожан, было таким диким и бесчеловечным, что, охваченные негодованием, люди искренне желали справедливого возмездия для человека, который в общественном мнении так навсегда и останется безжалостным убийцей.

– Почему он это сделал? – спросила у своей свекрови потрясённая Марьяша.

– Говорят, ревновал к работе, считал, что она его позорит, мол, не пристало горянке петь со сцены, – ответила Асият Адамовна. – Самое ужасное, что и многие его односельчане так думают и даже его оправдывают.

– Как можно оправдывать убийство! – воскликнула Марьяша. – Кто дал ему право поднять руку на человека, пусть даже она его жена?!

– Да, такого права ни у кого нет… Наверное, он помешался на почве ревности!

– Должно быть, она его не любила, – произнесла Марьяша, вдруг вспомнив обращённый к ней взгляд зелёных, пронзительно-печальных глаз Дандамаевой.

– Не знаю, – лаконично ответила свекровь.

Событие обсуждалось во всех дагестанских домах. В Буйнакске, как и все, потрясённая злодейским убийством певицы, Айша узнала от своей давней приятельницы Хасанат историю любви Дандамаевой к Магомеду Кандаеву, весёлому русоволосому кареглазому парню из Шахува. Услышав однажды пение юной Марьям и очарованный им и её красотой, Магомед горячо полюбил девушку, и та ответила ему взаимностью. Чистую, искреннюю любовь категорически отказалась благословить сестра юноши, жена замминистра просвещения, для которой брак её брата, первого секретаря райкома комсомола, с Марьям Маммаевой, бедной сиротой из кумухского детдома, по всем статьям представлял собою мезальянс, о чём она не преминула в самой резкой форме высказать девушке. Как-то июньским днём в Кумухе, оказавшись на соболезновании у Ибрагима Чалабова, Магомед случайно встретил земляка, от которого узнал, что завтра в ауле состоится свадьба Марьям с неким Дандамаевым из Унчукатля. Крайне взволнованный, он бросил все дела и, вскочив на коня, во весь опор помчался в аул, преисполненный решимости помешать этой свадьбе. Уже приближаясь к Шахува, всадник вместе с конём упал с шаткого моста вниз, где несётся с гор, хлестая и сбивая на своём пути камни, мощный поток Кази-Кумухского Койсу. На своей свадьбе, полная отчаяния, невеста услышала страшное известие. С тех пор в её глазах, как и в её песнях, навсегда поселилась неизбывная печаль. А в Лакии стоит на дороге камень, поставленный в знак скорби. Имя Магомеда на камне вместило скорбь и трагедию обеих судеб…

Жизнь в новой семье была для Марьяши и лёгкой, и трудной одновременно. Лёгкой потому, что она была окружена вниманием и лаской всей мужниной родни, а трудной оттого, что она отчаянно скучала по дому, по маме, по подружкам и братьям. И по той жизни, которая осталась там, за пределами её замужества.

А здесь был большой тухум с кучей родственников, близких и дальних. Эпицентром всего был отец, Омар Сиражутдинович. Он работал на ответственной должности, и поэтому от него все чего-то хотели.

В семьях Марьяшиных родителей и дяди люди собирались просто так – пообщаться, повеселиться в дружеском застолье под звуки музыки, в семью же Бутаевых люди в основном приходили за помощью в решении каких-то вопросов, за поддержкой высокопоставленного родственника. Просьб этих было так много, что Марьяша, не привыкшая к подобной жизни, пребывала в непрестанном удивлении. Иной раз просьбы подкреплялись каким-нибудь подношением в виде молодого ягнёнка или ящика коньяка, которые разгневанный Омар Сиражутдинович тотчас же отсылал обратно просителю, в резкой форме требуя больше никогда этого не делать. Как-то Марьяша после очередного такого возврата робко поинтересовалась у свёкра, почему он не захотел оставить дома хотя бы одну кисточку винограда из того ящика, что был ему кем-то накануне доставлен. Омар Сиражутдинович объяснил ей: если он примет этот виноград, завтра человек придёт к нему уже в твёрдой уверенности, что его просьба должна быть удовлетворена.

– А я не желаю быть никому обязанным! – сказал Марьяше свёкор. – И тебя прошу никогда и ничего ни у кого не брать! Молча верни обратно – и всё!

Сосед Абакар Сайгидович Валиев, занимавший ответственный пост в сфере виноделия, слыша такие разговоры, лишь смеялся и, обращаясь к своей супруге, дородной Ираиде Джамаловне, говорил насмешливо:

– Ну что, Ирочка, хотела бы ты так жить, а? Ты ведь одного дня без чёрной икры не можешь! А я, между прочим, когда беру эту икру, сильно рискую своей головой! И все вазы твои, и посуда, и ковры тоже ведь к нам не с потолка свалились!

В ответ Ираида Джамаловна бурчала, поджав недовольно тонкие губы:

– А что, только мы берём, что ли? Все берут, ты сам говорил! А как все, так и мы!

– Ну, все не все, а если вдруг ОБХСС придёт, то надо будет только за себя отвечать! – говорил ей муж.

– Тьфу-тьфу, не приведи Господи! – стучала по дереву Ираида Джамаловна, чья квартира буквально утопала в никак не поощряемой социалистической системой роскоши.

Несмотря на принципиальные разногласия, касавшиеся неодинаковых подходов к мздоимству, обе семьи пребывали в весьма добрососедских взаимоотношениях и даже отмечали вместе новогодние праздники, не говоря уже о днях рождений.

Абакар Сайгидович принял юную невестку Бутаевых с теплотой и сердечностью, как и подобает настоящим соседям, чего нельзя было сказать об Ираиде Джамаловне. Каждый раз, встречая Марьяшу, она окидывала её подозрительным взглядом маленьких прищуренных глаз и отвечала на приветствие не менее подозрительным: «Здравствуй, здравствуй!», словно хотела уличить девушку в чём-то никому не известном.

Когда Марьяша поинтересовалась у своей свекрови о причине столь странного поведения соседки, та ответила, что Ираида Джамаловна страшно ревнует своего мужа ко всем молодым женщинам, к чему он, увы, не однажды подавал ей повод.

– Ну а я-то здесь при чём! – с досадой воскликнула Марьяша, не понимавшая таких тонкостей человеческих отношений.

– Не обращай внимания! – посоветовала Асият Адамовна. – Она вообще неплохая женщина, только ревнивая и деньги очень любит! Абакар часто так говорит, да и сама она этого не скрывает!

Султан, Марьяшин муж, был воспитан, весел, обаятелен, добродушен и, как и его отец, добросовестен в работе, словом, обладал качествами, которые отличают положительного во всех отношениях молодого человека. Юноша был начитан и эрудирован и, несмотря на молодость, имел ум весьма зрелый, что выгодно отличало его от сверстников и позволяло чувствовать себя уверенно и непринуждённо в кругу взрослых мужчин, при этом, впрочем, не переступая границ почтительности.

К своей юной жене Султан относился с тщательно скрываемой под маской насмешливой снисходительности любовью и нежностью, перемежая всё это шутливым подтруниванием, что могло, впрочем, иной раз неожиданно перейти в довольно грубый выпад, если ему что-то не нравилось. И тогда Марьяша терялась и замыкалась в себе, ощущая в такие моменты острое чувство одиночества. Такое, впрочем, случалось редко, и в остальном Султан был человеком выдержанным.