Терапия памяти - Марина Крамер

Регина

Приезда Леонида Османова я ждала так, как дети ждут новогодних подарков.

Именно от него сейчас зависело, найдут ли, накажут ли тех, кто убил мою Аришу. Это все, что я теперь могу сделать, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед ней.

Я, Регина Шелест, обязана сделать это. Ведь, в конце концов, я делаю это еще и для себя. Потому что Мажаров прав – я мщу. Мщу людям, сделавшим меня той, кто я есть сейчас. Они даже имя у меня отняли.

Когда-то давно, в детстве, я жила в Санкт-Петербурге, и меня звали Ларисой Гражинской. Моя мама страшно гордилась тем, что происходит из древнего польского рода, а потому не стала менять фамилию в браке и мне отцовскую тоже не дала. Брак был недолгим, несчастливым и закончился в один день, когда папа собрал небольшой чемоданчик и навсегда исчез из нашей жизни. Ну, это мама так говорила.

Уже повзрослев, я нашла на антресолях целую коробку его писем и квитанции о почтовых переводах – он исправно платил алименты и все время интересовался моими делами.

Разумеется, это от меня скрывали, внушая, что отец думать обо мне забыл. Став старше и обнаружив его письма, я только кивала и делала вид, что верю.

Мать, из-за беременности бросившая театральное училище и вынужденная работать билетером в Мариинке, куда попала по страшному блату, всегда хотела реализовать свои актерские амбиции, но выбрала для этого странный способ – меня.

С самого детства она водила меня на всевозможные кастинги, пробы и прочие просмотры, надеясь, что меня заметят и возьмут хотя бы в рекламу.

Я же… никогда я не бредила актерской карьерой, ну, не нравилось мне проживать чужие жизни, выдуманные кем-то, я хотела своей собственной. И не нравилось мне, когда на меня смотрели совершенно чужие люди, словно бы оценивали, прикидывая, гожусь ли.

Я зажималась, путала слова сперва в детских стихах, потом в баснях и отрывках из пьес. Мать злилась, больно щипала за руку, всю обратную дорогу шипела и обзывала. Наказывала она меня тоже изощренно – неделями молчала, ходила, как мимо пустого места. Потом снова подворачивалось объявление о пробах, мать сменяла гнев на милость, подсовывала очередной кусок текста, помогала учить, подсказывала, подавала реплики за партнера, если было нужно.

Эта бесконечная карусель продолжалась до того самого дня, когда меня неожиданно взяли в молодежный сериал. Было мне тогда уже четырнадцать, но выглядела я лет на одиннадцать-двенадцать – детское круглое лицо с пухлыми щеками, курносый нос, веснушки, маленький рост. Для роли это оказалось то, что нужно.

Мать воспарила. Она, не стесняясь, строила планы на дальнейшую жизнь, мечтала, как после этого сериала меня позовут в другой, третий… как меня заметят режиссеры уровнем повыше, пригласят сниматься в серьезном кино, как мы поедем на кинофестивали, за границу, как на мои гонорары она сможет купить дом у моря… А речь-то шла всего лишь о второстепенной роли забитой девочки-подростка, несколько эпизодов – какой там «Оскар»…

Когда начались съемки, я вдруг почувствовала себя лучше – мать на площадку не пускали, ей пришлось с этим смириться. И я смогла немного раскрепоститься и делать все, что требовалось.

Режиссер, привлекательный седоватый мужчина лет сорока, был мной доволен, часто после отснятой сцены подзывал к себе, хвалил, объяснял, что потребуется для следующего эпизода.

Я в свои четырнадцать вообще не воспринимала взрослых мужчин как объект возможной опасности – ну, какую опасность может представлять человек, который тебя чему-то учит, например? Многие вещи мне и в голову не приходили.

Да и Марат Ринатович – так звали режиссера – был предельно вежлив, не проявлял ко мне какого-то повышенного интереса и разговаривал только о том, что касалось моего участия в сериале. Он был женат, его супруга, очень молодая привлекательная блондинка, сценарист, иногда приезжала за ним после съемочного дня на ярко-красном автомобиле.

Если Марат Ринатович еще не закончил, она сидела, открыв дверцу и спустив на землю длинные ноги в сапогах на высокой шпильке, и курила, выпуская дым колечками.

Мне она казалась очень красивой, почти богиней, и я понимала, что мне никогда такой не стать, а потому даже завидовать этой женщине с моей стороны глупо – это как проникнуться завистью к одной из танцовщиц Дега, например.

Мама же все равно была на седьмом небе от счастья – сериал, в котором я начала сниматься, был очень популярным, его крутили в самый прайм-тайм, и лица актеров то и дело мелькали в рекламах разных товаров и услуг.

Мне кажется, тогда мама уже все спланировала – и какой именно дом на море купит, и какую машину, и в каких бутиках станет покупать себе вещи. Себе – потому что я в ее планах значилась только как кредитная карточка. У других для этого был муж, а у нее – я, раз уж ей пришлось растить меня в одиночестве и вкладываться в мое образование.

Мама считала, что теперь я должна из кожи вон вылезти, чтобы обеспечить ей совсем иной уровень жизни. Должна – потому что…

Я никогда не задумывалась, почему именно, я принимала эти слова о долге как… должное, вот же парадокс.

Мне не приходило в голову, что может быть иначе, и в других семьях детей не попрекают куском хлеба, новым платьем, новой парой туфель – их просто покупают, потому что старые стали малы.

Мне же на всякий случай приходилось скрывать от мамы, что туфли жмут – иначе мог разразиться скандал с воплями и оскорблениями, словно я могла как-то повлиять на процесс своего роста.

С появлением в моей жизни съемок в сериале мама немного изменила свое отношение ко мне – ну, понятно, курицу, несущую золотые яйца, лучше все-таки оберегать и хорошо кормить.

Объяснялось еще это и тем, что, посмотрев, как я справляюсь со своей ролью, режиссер распорядился написать еще несколько эпизодов с моей героиней, сделав ее таким образом полноценной героиней второго плана.

Теперь я чаще появлялась на экране, мне, соответственно, подняли зарплату, а уж когда моя героиня, заучка Ася, стала популярной у зрительской аудитории, мама ринулась в наступление. Она встретилась с продюсером, о чем-то долго с ним разговаривала, и итогом этого разговора стал перевод моей Аси на следующий сезон из второстепенных героинь в главные.

Теперь моя роль стала большой, текста прибавилось, как и рабочих часов. Я практически перестала ходить в школу, брала домашние задания по телефону у одноклассниц и кое-как делала их буквально на коленке в перерывах между съемок.

Но мама вообще не считала это проблемой – важно было то, что я наконец-то мелькаю на телеэкране, остальное – ерунда. Она умудрилась пристроить меня еще в рекламное агентство, и мне приходилось еще бегать по кастингам для рекламы всего, что только можно рекламировать – от продуктов до средств гигиены. Финансовая жизнь моей маменьки забила ключом…

Прошел год, сериал стал еще популярнее, моя героиня – одной из ключевых, а я – практически такой же «звездой», как те ребята, что исполняли главные роли еще со старта сериала.