«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский

в конце концов, место Бога должен был занять фюрер». Правительство Германии ответило на речь Рузвельта 1 ноября официальной нотой, в которой назвала утверждения президента США «нелепыми и абсурдными». На самом деле они не были полностью нелепыми, так как даже германское посольство в Швейцарии в конфиденциальном порядке запрашивало свое начальство – действительно ли Розенберг написал получивший огласку в мире документ или нет?[443].

Однако подлинность зачитанных Рузвельтом материалов вызывает большие сомнения и, скорее всего, не выдерживает критики. Примерно в то же время, предположительно в 1939 г., ведомство рейхслейтера Розенберга разработало совершенно другой «План национал-социалистической религиозной политики». Он был найден автором работы в документах берлинского Бундесархива в делопроизводстве упомянутого ведомства. Целью борьбы между национал-социализмом и Церковью провозглашалось создание официально обязательной для всех граждан «государственной религии». Наряду с ней объявлялась религиозная свобода в частной жизни, но все допускаемые религиозные сообщества должны были следовать «немецкому моральному и расовому чувству», причем явное предпочтение отдавалось «германско-нордическому религиозному движению», а традиционные христианские конфессии предполагалось постепенно привести к полному исчезновению. Детально разработанный поэтапный план был рассчитан на 25 лет и включал в себя также перечисление средств борьбы с католиками и лютеранами, например: «Подрыв Церквей изнутри, постепенное использование косвенных средств борьбы партии, не подвергая этим ее непосредственным политическим и тактическим опасностям. В каждой религиозной группе – несколько доверенных лиц, которые будут сознательно работать в качестве шпионов и агентов. Использовать группу против группы…»[444].

На первом этапе неоязыческое германское движение за веру еще должно было оставаться «по тактическим соображениям без государственного признания в качестве религиозного сообщества». Через 10–15 лет ситуацию планировалось изменить: «Государство признает германско-нордическое религиозное движение. Оно базируется на исторически обоснованной свободной от христианства религии и развивает соответствующие государственной религии религиозные формы в частной жизни». На этом промежуточном этапе ставилась следующая цель: «Последовательно воспитанная в национал-социалистическом духе молодежь сменит тесно связанное с Церковью старшее поколение, которое отомрет. Отдельные религиозные сообщества окажутся соразмерными в соответствующей степени их церковно-ортодоксальной сущности с незначительным числом сторонников». И, наконец, «приблизительно через 25 лет» государственная религия должна была вступить в силу[445]. На основе других соответствующих документов именно этот план представляется подлинным. И он действительно стал выполняться на практике.

С началом 1 сентября 1939 г. II мировой войны Гитлер, руководствуясь прагматическими соображениями поддержания в критический период «гражданского мира» в германском обществе, посчитал необходимым временно ослабить давление на Церковь и не поддерживать открыто неоязыческое германское движение за вepy. Через несколько дней после нападения на Польшу фюрер заявил, что «всякая акция против Католической и протестантской Церквей на время войны запрещается», а в июле 1940 г. это указание было повторено еще раз. 24 июля министр внутренних дел разослал наместникам провинций конфиденциальное сообщение, в котором говорилось: «Господин рейхсминистр и шеф Имперской канцелярии по определенному поводу сообщил мне, что фюрер желал бы избегать всех не безусловно необходимых мероприятий, которые могли бы ухудшить отношения государства и партии с Церковью»[446]. Но от конечной цели – истребления христианских конфессий, Гитлер не отказался. Ограничения в проведении антицерковных акций государственными органами играли определенную роль лишь до конца «французского похода», с осени 1940 г. почти на год они практически перестали действовать.

А для Партийной канцелярии каких-либо ограничений в этом отношении по сути вообще не существовало. М. Борман давно выражал претензии на то, чтобы руководить всей церковной политикой III рейха, и не скрывал своих взглядов. Так, 28 января 1939 г. в письме к Розенбергу «Вермахт и Церковь» он подчеркивал, что партия должна категорически отвергнуть какие-либо планы связи государства и Церкви по двум причинам: исходя из «практических политических аргументов» и так как это «не отвечает мировоззренческим требованиям национал-социализма»[447]. А в 1940 г. Борман посчитал, что настало время перейти к практическим экспериментам по обработке модели будущей антицерковной политики на всей территории III рейха и захваченных землях. В качестве испытательного полигона была избрана присоединенная к Германии после разгрома Польши область Вартегау с центром в Познани.

Эта провинция с населением 4,6 млн. человек (из них 340 тыс. немцев) была образована по указу Гитлера от 8 октября 1939 г., а 26 октября ее наместником назначили обергруппенфюрера СС А. Грейзера. Вартегау не относилась к территории «старого рейха», соответственно, не входила в область компетенции Министерства церковных дел и казалась Борману идеальным полем для экспериментов. Уже весной 1940 г. он прямо включился в государственно-церковные отношения в Вартегау, написав соответствующее письмо лютеранскому генералсуперинтенданту Д. Блау. Правда, 24 июня Борман переслал на отзыв Розенбергу проект «Указа о правовых отношениях религиозных обществ и объединений в рейхсгау Данциг – Западная Пруссия». Но на эксперимент в этой провинции нацистское руководство все-таки не решилось, так как Данциг с его большим немецким населением как повод к войне с Польшей слишком сильно находился в поле общественного мнения. Вартегау подходила больше, и предложения, высказанные в июньском проекте, нашли полное отражение в так называемых «13 пунктах», переданных 10 июля 1940 г. властями представителю Познанской консистории. В дальнейшем эти пункты были окончательно сформулированы в указе наместника Грейзера от 13 сентября 1941 г. По мнению немецкого ученого Гюртлера, они исходили от Партийной канцелярии и должны были уже в период войны «внести ясность в отношения государства и Церкви»[448].

При чтении упомянутых «13 пунктов» возникает ощущение их удивительной близости с соответствующими советскими законами и постановлениями конца 1920–1930-х гг. Церковь полностью упразднялась как единая централизованная иерархически соподчиненная организация: «Не существует государственных, народных или территориальных церквей». Разрешалось существование лишь отдельных самоуправляемых религиозных обществ, которым запрещалось вступать в какие-либо отношения с церковными структурами в прежней Германии. Членами общин могли быть только совершеннолетние, все конфессиональные организации (юношеские группы) упразднялись, запрещались и конфирмационные занятия в школах. В храмах могли служить только священники из Вартегау, которые при этом должны были иметь еще другую профессию, а оплата их богослужебной деятельности могла проводиться только из добровольных взносов членов общин. Все церковные фонды и монастыри распускались как не соответствующие «германской морали и народной политике», религиозные общества не могли иметь собственности (зданий, земельных участков, кладбищ и др.) вне их культовых помещений и даже участвовать в благотворительной деятельности. Наконец, немцам и полякам запрещалось состоять вместе в одной общине[449]. То есть Церкви пытались запретить все виды деятельности, кроме богослужебной, полностью вытеснив ее из общественной жизни, и к тому же раздробить на множество не сообщающихся между собой частей, которые можно под разными предлогами постепенно ликвидировать.

Германская евангелическо-лютеранская церковь пыталась оказать сопротивление. В августе 1940