1000 лет радостей и печалей - Ай Вэйвэй

эстетики. Ай Дань часто советовал мне не слишком увлекаться своими проектами, и теперь, в свете истории с «Птичьим гнездом», я не желал больше тратить время на архитектуру.

Глава 14. Сказка

В Китае интернет появился впервые в 1994 году в форме технологии ISDN (Integrated Services Digital Network — цифровая сеть комплексного обслуживания), работавшей со скоростью 64 килобит в секунду. Десять лет спустя в Китае уже было одиннадцать миллионов пользователей Сети, что составляло более десяти процентов всех «жителей интернета» в мир_е. Я долгое время использовал интернет преимущественно для обмена краткими электронными письмами и не исследовал другие возможности. Но в конце 2005 года я написал первый пост для блога, медленно набрав на клавиатуре: «Для самовыражения нужна причина, но самовыражение и является причиной». Тогда ни я, ни китайские интернет-цензоры не могли предвидеть перевоплощения, которое со мной произойдет в результате этого поступка. Со скоростью пули я проник в поле зрения публики.

Это был жанр, который для моего отца был просто невообразим. Для публикации его работ требовалось время, и блюстители порядка могли в любой момент ограничить ему доступ к китайской аудитории. В самые первые годы этого века онлайн-литература не подвергалась таким ограничениям. Она была интуитивной, быстрой и щекотала нервы. Писать в интернете — совсем не то, что писать романы, как Ай Дань, ведь здесь не нужно создавать полностью воображаемый физический и духовный мир.

Ведение блога привлекало меня тем, что давало возможность говорить об общественных проблемах и неурядицах. Теперь каждое утро я первым делом включал компьютер. Количество посетителей и читательских комментариев в моем блоге росло так быстро, как если бы посеянные мной семена всходили и давали богатый урожай уже на следующий день. Ведение блога невероятно расширяло мои горизонты, потому что, когда я отвечал одному читателю, другой человек, которого я не знал и никогда бы не встретил, мог тоже прочитать и высказаться. Прямое, искреннее общение с другими перестало быть фантазией — и оно казалось таким же настоящим, как и изъявления любви. Я упивался бесконечными возможностями носить самые разные цифровые личины, а также разрозненными, непоследовательными, мимолетными эмоциями и взаимодействиями, которые дарил интернет. Каждый напечатанный мной знак был символом нового типа свободы. Допуская альтернативные высказывания, интернет ослаблял авторитарный режим, сметая препятствия, которые власть пыталась воздвигнуть на пути человека.

Свобода, несомненно, вдохновляет самовыражение, и вскоре мои читатели понимали меня даже лучше, чем семья. В интернете социальное принуждение сводится к нулю, и индивид приобретает своего рода невесомость, более не подчиняясь властям. Общественное мнение может формироваться под влиянием общих устремлений и ожиданий, подчас кто-то может заметить признаки назревающей революции, в то время как понимание простыми людьми социальных реалий меняется в корне, преодолевая ограничения времени и пространства, распространяясь повсюду видимым и невидимым образом, так же естественно, как воздух, которым мы дышим.

Гражданское общество нетерпимо к авторитарному режиму, и, следовательно, в глазах наших правителей это нечто пугающее. Соответственно, китайские власти пытаются уничтожить личное пространство, подавить свободу слова и исказить нашу память. Уже в сентябре 2003 года Китай запустил проект «Золотой щит» — программу Министерства общественной безопасности по сбору информации, использующую для надзора за интернетом такие инструменты, как распознавание речи, автоматическая прослушка, удаленный контроль и распознавание лиц. Со временем программа стала также отслеживать, прерывать, менять настройки и цензурировать интернет-активность частных лиц, а также перехватывать телефонные звонки, передачу данных по блютусу и беспроводной связи. Стали также применяться программы-фильтры, позволяющие напрямую вторгаться на рабочие столы пользователей и в их файлы, а компании-разработчики должны были предоставлять доступ к переписке в соцсетях и к отсканированным документам.

Таким образом, свобода слова в интернете подвергалась множеству ограничений, но люди от этого стали еще яростнее сопротивляться надзору. Власти не могут присутствовать везде одновременно, как солнце не может иссушить каждую каплю воды. Я видел страх в глазах своих противников, а на горизонте мне грезился прекрасный мир свободы слова.

Трудно измерить влияние, которое на меня оказал интернет, — знаю только, что я был как медуза, а интернет стал моим океаном. Больше я не воспринимал жизнь как поток, тянущий меня в одном направлении, скорее как последовательность бесконечных мгновений и стечения обстоятельств, которые я мог по желанию воплощать в посты с фотографиями или видео, в выражение чувств или вздох разочарования, в написанные строки, в сигналы, посылаемые по оптоволокну. Каждая секунда была отдельным миром, непредсказуемым и неповторимым, опровергающим традиционные смыслы и цели. Это скорее придавало мне сил, чем подрывало их, и при всей тирании, желающей лишить нас наследия и памяти, появился новый способ рассказывать наши истории.

Я не терял времени и исследовал этот новый инструмент — и вскоре стал проводить то восемь, то двенадцать, а иногда и двадцать четыре часа в сутки за общением онлайн. В 2003 году в Гуанчжоу был задержан студент Сунь Чжиган, не имевший при себе удостоверения личности, позже он погиб в СИЗО от побоев. Система внесудебных задержаний существовала в Китае уже много лет, эта практика сопровождалась насилием и часто приводила к смертельным исходам, как в описанном случае. Смерть Суня вызвала такой шквал критики исправительных учреждений, что государство приняло меры по устранению так называемой системы задержания и водворения на место жительства.

Через три года после смерти Суня очередное происшествие вызвало новую волну обсуждения темы социальной справедливости в интернете. В мае 2006 года в Гуанчжоу был украден ноутбук Чжун Наньшаня, публично выступающего по вопросам медицины. Чжун был настолько возмущен, что стал приводить доводы в пользу восстановления системы арестов: «Когда мы создаем правовую систему, чьи интересы мы должны учитывать в первую очередь? Мы должны сделать так, чтобы система действовала в интересах хороших людей, а не плохих, — потворствовать врагу означает быть жестоким к народу».

Выступив с критикой этого ложного аргумента, я возобновил дискуссию по поводу системы содержания заключенных. Интеллектуалы вроде Чжуна защищали эту бесчеловечную систему, не в первый раз отвергая принципы и принимая сторону власти. Я спросил в своем блоге: «Если общество отрицает факты и скрывает ошибки, разве у него есть шанс стать лучше? На каком фундаменте мы сегодня строим политическую жизнь?» Эти слова прочитали и перепостили сотни тысяч раз за первые же часы, и я понял, что затронул болезненный вопрос. Тогда я еще не знал, что в 2020 году Чжун Наньшань окажется замешан в очередном скандале, когда его обвинят в сокрытии эпидемии COVID-19 в