Уроки правильной ориентации - Александра Ермакова

Я так крепко за них держалась, оправдывая собственный поступок. Так лелеяла свою обиду, что до отвращения к себе с этим сжилась. Но стоило её ненадолго упустить из виду

— и всё растаяло.

Мыльный пузырь. он лопнул!

— Не могу сказать, что. Нет, я больше не злюсь. Это значит, что я простила? — казалось бы очевидно всё, но тем не менее задаю вопрос, будто подруги могут тут чем-то помочь, кроме пустой болтовни.

Ох уж эта "кухонная психология"…

— Ты безразлична к нему? — Ника будто ковыряет мои раны палкой.

— Нет. Не безразлична. Я не могу это описать. Слова какие-то пресные выходят, понимаете? Когда мы сегодня танцевали, казалось, что мы с ним просто одно целое. Я восхищалась тем, как мы подходим друг другу, как мне приятны его пальцы, его дыхание, его тело, запах, взгляд. Будто все — не то, а он идеален. И когда это закончилось, он ушёл, а я осталась — я всё поняла…

Что поняла?

— Что когда он уходит, я не чувствую, что от меня оторвали часть меня. Он будто всегда со мной. Я там сидела одна и всё время меняла решение. То ненавидела его, то любила, но не как постороннего, а как родного. Как родственника, который хоть кем будет — не отречёшься. Придурок — зато мой. Но самое странное — я словно бы могу его отпустить, если он захочет. Никогда не понимала этой жертвенной любви. Не понимала фразы: «Если любишь — отпусти!». Не понимала, когда героини ради любимых расстаются с ними, и всё такое. Считала это пустыми словами, глупостями, а сейчас знаю — это так. И речь моя была туфтой, вот что нужно было говорить! Я могу. Его. Отпустить. Если так будет лучше, если со мной ему будет плохо…

— А он? Как ты думаешь, почему он уходит? Почему не остался с тобой сегодня? Почему Валикову целовал?

— Не знаю… Не покидает мысль, что что-то не так. Я больше не ощущаю предательства. Будто сегодня, когда пришёл, он мне что — то доказал. Я не могу разобраться, но мне кажется, что не имею права его в чём-то винить. И ещё стало казаться, что все эти переодевания — мелочь. Как песчинка в глазах бога. Ничто…

— И ты с ним поговоришь? — предположила Ника, словно не верит в “конец”. Хмурая, непонимающая. Смотрит пронзительно, как доктор на пациента. А вот Роня прониклась моими словами, и теперь мечтательно улыбается, глядя в окно.

— Я пока не знаю… что сказать. Я чувствую, что он ещё не понял всё до конца. Но я свою часть вины осознала и отпустила. Это не значит, что вся ответственность на мне, просто… оказалось, что самое сложное признать свою неправоту, а не простить другого. А как только понимаешь, что в общем-то не пуп земли — сразу как-то и другие стороны проблемы появляются.

— Какое странное замечание, — хмыкает Ника и мы все смеёмся. — Может сходим маму проверим? — протягивает, чашку отставив.

— Са-амое время! — голос мамы из коридора намекает, что мы опоздали.

Выспаться перед «СтудОсенью» не удаётся.

Я просыпаюсь очень рано. Превращаюсь в сумасшедшего перфекциониста, как обычно. Безукоризненная белая рубашка. Безукоризненные джинсы. Лаковые ботинки без каблука. Волосы — идеально-гладкие. Макияж — идеально-незаметный.

В семь утра я уже сижу за столом, пью чай и мысленно проговариваю строчки стихотворения.

И это моя магия.

Если вчера я была безразлична ко всему этому бардаку, то сегодня настал мой час. Я чувствую торжественность момента — во всём. Каждая минута пропитана ощущением, что этот день особенный.

Я еду в пустой маршрутке, слушаю музыку в наушниках и отмечаю каждую деталь: стекло льда на лужах, заледеневшие чёрные деревья, люди одетые не по погоде, первый пар изо рта.

Дворец культуры, в котором всё проходит, ещё спокоен и тих. Первые люди только — только собираются. Лениво мотает шнуры звукооператор, Сергей Анатольевич похрапывает в кресле на первом ряду, распевается какая-то первокурсница в гримёрке.

Я готова…

Настолько готова, что с точностью до секунды могу описать весь мой день.

— Ма-ама-ма-ма-ма-а-а-а, — распевается первокурсница, а я проговариваю каждую строчку своего выступления.

Не забуду их. Я готова, но всё равно повторяю, чтобы успокоиться.

Когда администратор идёт к гримёрке, вставить программу выступления в висящую на двери мультифору, тороплюсь за ним.

Люблю изучать программу и видеть своё имя.

Делаю фото, чтобы всегда было при себе и начинаю искать знакомые фамилии.

Роня выступает пятой со своим сольным номером. Она лучшая в своей номинации, и все знают, это просто условность.

Ника — третья, и ещё номер с ансамблем. За неё мы переживаем всегда, потому что иногда в попытке сделать что-то необыкновенное, она загоняется и выдаёт высококачественную лажу.

Я… себя не нахожу! Список чтецов до отвращения короток, мне нет смысла вчитываться в каждое имя, будто в нём спрячется моё.

Меня нет, и сердце стремится к земле, ноги сами несут на выход из гримёрки.

Сергей Анатольевич мгновенно просыпается, и тут же бросает меня одну. Бежит выяснять где я, а через пять длиннющих минут, тянущихся, как резина, возвращается злой.

— Ты в авторском! — рявкает, будто это я виновата.

— Но зачем? Вы же меня не подавали туда, я не готовилась! — вскакиваю с места, уверенная, что кто-то что-то перепутал.

— Ничего не попишешь.

— Зачем вы это сделали? — почему-то охватывает злость на преподавателя. Он запросто вмешивается в любую личную жизнь и не отличается тактом. С него бы сталось заменить категории, но это уже просто ни в какие рамки!

— Я не менял ничего, — спокойно отвечает он. — Не знаю кто твой благодетель, но ты в авторском. Позор какой. — Сергей Анатольевич сжимает большим и указательным пальцами переносицу и тяжко вздыхает. — Всё, с глаз долой! Как выступишь — так выступишь. Ничего не поделать. Иди!

— Но как?..

— Иди! — рычит, и я ухожу, то и дело оглядываясь.

Он считает, что я виновата? Хотя кто знает, где прячутся враги и чьи они…

У меня мелко дрожат руки, колени и в горле сухо — плохой знак.

Останавливаюсь у куллера и выпиваю разом три стаканчика воды, отчего становится только хуже. Захожусь кашлем, на глазах выступают слёзы. А вытерев их, вижу на пальцах следы туши. Чёрт! Размазала всё, что так старательно “наводила” с утра. Капец и конец макияжу!

Со стороны, должно быть, кажется, что я рыдаю. Видок не очень, потому когда проходящие мимо, смотрят с сожалением, я их полностью понимаю.

День катится ко всем чертям.

Мой идеальный, торжественный праздник искусства, превращается в чёрти что, и я не готова с этим смиряться!