Мия - Тамара Михеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты знаешь, что есть люди, которые верят, будто наши жизни – это всего лишь истории, которые боги рассказывают друг другу за чаем.
Что? Мы персонажи чайных историй? Я рассмеялась. То земля, которая выбирает себе хранителя и убивает, если у человека другие планы на свою жизнь, то вот эти чайные истории… И уход отца, и смерть мамы, и мое одиночество, и арест Олы – это все, чтобы кому-то было не скучно чай пить?
Я оглядела наш плот. Чио вязал узлы, Руш держал руку Олы и что-то рассказывал. Она слабо улыбалась в ответ. Красавица Кьента и Санди сидели рядышком, за их спинами садилось солнце. Я посмотрела на Гаррэта. Его лицо было так красиво и спокойно в эту минуту. И я улыбнулась:
– Ну, твоя история очень захватывающая.
Он вздрогнул и улыбнулся в ответ:
– Твоя теперь тоже. Надеюсь, боги там, за чаем, затаив дыхание следят за ее продолжением. Куда мы отправимся?
– В Хотталар.
Я не знаю, почему назвала именно этот город. Город, где убили маму. Может, я просто не знала никаких других мест. Но Этьену понравилось. Он улыбнулся:
– Хотталар так Хотталар. Вперед! И пусть боги заварят большой чайник самого вкусного чая!
Мы доплыли до Алекты, и она так понравилась нам, что мы решили устраивать детей в семьи здесь. У Гаррэта были такие друзья… даже и не друзья, а сообщники, вернее будет так назвать их. Целый клан, тайная сеть таких же, как он… борцов за справедливость. Посвящать меня в свой тайный орден он не стал, да я и не хотела. Мне было достаточно, что они помогли нам пристроить всех детей. Ну, мамино наследство тоже помогло, чего уж там…
Мы с Гаррэтом поселились в маленьком домике в горах и прожили там одну счастливую осень. Никогда еще я не чувствовала себя настолько живой, спокойной и счастливой, ни до этого, ни потом. Мы жили очень просто и размеренно. Лето шло на убыль, и лес, что окружал наш дом со всех сторон, был полон грибов и ягод. Мы рисовали, говорили, ходили в соседнюю деревушку за продуктами… Чудесное время!
А потом ему снова приспичило пуститься в путь. Сказал, что есть срочное дело, очень важное. Я осталась одна.
Мне нравилось жить там и ждать, когда он вернется. Вечерами я топила печку, и до утра в домике было очень тепло. Я варила кашу из буковых орешков, копалась в огородике, гуляла по лесу, взбираясь то на одну, то на другую гору, наблюдая за птицами и мелкими зверюшками, готовившимися к зиме; днем я собирала в лесу хворост, грибы, орехи, а вечерами вырезала из толстых веток смешных человечков и расписывала их. Когда их набиралось с два десятка, я шла в соседнюю деревню и сдавала их в игрушечную лавку. Путь был долгим, и ночевать приходилось на одном хуторе с очень добрыми хозяевами. Они жили на отшибе и радостно пускали меня к себе: поговорить с новым человеком всегда приятно.
Зима была все ближе, но Этьен не возвращался. Я поняла, что не смогу остаться в нашем домике, когда снег укроет леса и спрячет мою тропинку в деревню. Я не могла больше ждать Этьена здесь, потому что теперь я ждала сына. И в один хмурый день, уже поздней осенью, я собрала свои вещи. Самые ценные – блокнот с северными песнями, карты Рионелы, что-то еще – я сложила в прочный кожаный мешок и спрятала под камнем в одной из пещер. Я боялась брать это с собой и боялась оставлять в доме. Я была уверена, что вернусь за ними весной или через год, когда мой малыш подрастет. Кулон Олы в виде морского конька я повесила на гвоздь рядом с дверью. С глупой надеждой, что Этьен вернется и найдет нас.
Я закрыла дом, попрощалась с добрыми хуторянами и уехала в Хотталар. Я выбрала этот город, потому что там умерла мама. Не потому, что я хотела найти какие-то ее следы или следы ее убийц, я просто не знала, что мне делать, куда идти, а Хотталар стоял на берегу моря, которое я очень хотела увидеть. Я сразу полюбила этот город всем сердцем. Он казался мне ожившей сказкой с картинками Олы. Я купила дом, родила твоего папу, я научилась строить лодки и быть взрослой.
Я уже никого не ждала.
Но однажды он все-таки пришел. Дику тогда было лет пять, наверное, и он был удивительный. Чуткий, трогательный, он всегда оберегал и жалел меня. Я рассказывала ему про отца всякие истории, больше смешные, чем правдивые. Мальчику нужен отец, хотя бы в воображении. Но я не врала ему, я была честна. Я сказала, что он ушел, и я не знаю почему, и не знаю даже, вернется ли. И вот он появился. Постаревший и уставший, он сказал, что сразу понял, что я захочу жить у моря. Мы прожили вместе еще год. Уже не так счастливо, как в нашем лесном домике, но мне нравилось, что они подружились с Диком и много времени проводят вместе.
Мне он сказал:
– Я ищу книгу.
– Книгу?
– Помнишь, я говорил тебе, что наши жизни – просто истории, которые боги рассказывают друг другу за чаем? И есть книга, где записаны эти истории. Все-все.
Я засмеялась, и тогда он, кажется, обиделся.
– Она есть! Книга, в которой описан весь этот мир, твоя и моя жизнь, все, что с нами было и будет, и про Дика тоже. Книга всех времен, понимаешь?
– Понимаю. И эта книга тебе важнее нас с Диком.
– Элоис! Ну как же ты не понимаешь! Ведь если есть такая книга, то получается, что мы… просто герои. Герои книги. И значит, есть кто-то, кто ее написал.
– И что?
– Я хочу его найти.
Больше я никогда его не видела.
Если ты чего-то не видишь, это еще не значит,
что его нет. Самые лучшие вещи всегда невидимы.
Просто надо в них верить, и тогда
они обретают могущество и величие.
Человек будет до конца дней своих таять от тоски о том,
чем невозможно обладать и кем невозможно сделаться, —
и с годами этой тоске суждено лишь усиливаться.
Дорога была похожа на изъеденный молью платок. Алехин смотрел на карту и не понимал, как они могли такое допустить. Все они. Как он, директор Школы, мог такое допустить? Арсеньев точно получит выговор за авантюру. Когда вернется. Саша… Алехин посмотрел на Сашу.
– Иди спать, – сказал он проникновенно.
Саша подняла на него усталые глаза.
– Вы же знаете, что я не пойду.
– Я знаю, что вы безумцы и бездари и вас с Кириллом пора гнать отсюда поганой метлой.
– У вас чуть что – сразу «гнать», – обиделся Кирилл. Темные, отросшие за время строительства волосы были убраны в хвост.
– Постригись, – сказал Алехин с той же интонацией, что до этого говорил Саше «иди спать».