Гаспар-гаучо. Затерявшаяся гора - Томас Майн Рид

Койоты уже заметили это великолепное животное, выделявшееся среди других своей мастью цвета черного дерева. Они бросили вслед ему несколько лассо, но ремни лишь скользнули по блестящим бокам Крузейдера, который при виде открытого поля бросился с громким ржанием вдоль луга, как бы торжествуя свою победу. Крики досады раздались ему вслед.

Тем не менее индейцы достигли многого. Они наконец усмирили своих мустангов и без труда завладели теми животными, которых им раньше удалось окружить. После этого они бросились преследовать убежавших, и так как им приходилось иметь дело с усталыми животными, то они не замедлили догнать их.

Вскоре все лошади были собраны и приведены пленными в лагерь, кроме одного Крузейдера. Дикари долго гонялись за ним, но лошадь Генри, с поднятой головой, с развевающимися гривой и хвостом, не бежала, а летела. Каждый ее скачок увеличивал расстояние, отделявшее ее от врагов, и Генри, не терявший ее из вида, начал надеяться, что ей удастся спастись от краснокожих.

Однако партия еще не была выиграна благородным животным: койоты все еще были слишком близко к этой прекрасной арабской лошади, дававшей им такие очевидные доказательства своей ценности. Они погоняли своих мустангов всевозможными средствами, побуждая их ударом ноги и лассо: но все было тщетно: Крузейдера нельзя было догнать, и вскоре он превратился в черную точку на горизонте.

Дикари мало-помалу утомились бесплодной погоней, Гремучая Змея последним отказался от нее и с досадой вернулся назад.

Крузейдера нельзя было догнать

Генри Тресиллиан, счастливый и гордый неожиданным результатом, радостно воскликнул:

– Как я доволен! – обратился он к Педро. – Теперь уж Крузейдера нельзя поймать. Мне больше ничего и не нужно, что бы там ни случилось! Мой красавец Крузейдер был великолепен в этой бешеной скачке. У него у одного больше ума, чем у всех его преследователей!

– Это просто невероятно, – отвечал гамбусино, разделявший восторг англичанина. – Я за всю свою жизнь не видел ничего подобного. Какая лошадь! Это не лошадь, это – птица, это – демон!..

Индейцы, держа пленных животных на арканах, взяли опять свое оружие, чтобы напасть на лагерь. Какое разочарование! В нем не оказалось имущества, как не было и людей; он был совершенно разграблен, опустошен! Открытые ящики, распакованные тюки, пустые повозки доказали дикарям, что отсюда унесено все, что только было драгоценного. Здесь оставались лишь совершенно негодные для индейцев предметы, так как машины рудокопов не имели для них никакой цены.

Теперь они еще более жалели о своей медлительности и клялись отомстить за понесенную неудачу. Правда, их месть могла осуществиться не сразу, так как действия белых доказывали, что они предполагают спокойно продержаться в своей неприступной крепости. Но сокровища, собранные наверху, никуда не уйдут и рано или поздно попадут в руки осаждающих.

С этим утешительным убеждением краснокожие расположились лагерем. Они связали захваченных лошадей вместе со своими, развели костры, которые еще тлели, – одним словом, расположились, как люди, решившиеся на продолжительную осаду.

В этот день был бык на ужин. Что обещало такой пир, какие нечасто у них бывали. Хорошее продовольствие редко можно встретить в стране апачей, а голод часто; немудрено, что они с увлечением занялись едой. Видя их прожорливость, можно было думать, что они хотят вознаградить себя за прошедшие и будущие невзгоды.

Порывшись в повозках, они нашли маленький бочонок с чингаретой, спиртным напитком, добываемым из того самого мескаля, до которого они такие охотники. Индейцы сами не умеют гнать спирт, но спиртное очень уважают.

Бочку с алкоголем вытащили на середину корраля, откупорили, и целый вечер вокруг нее индейцы исполняли дикие танцы и опустошали тыквенные бутылки, издавая такие крики и делая такие телодвижения, что лагерь, населенный утром человеческими существами, казалось, был теперь занят толпой бесноватых. Это была настоящая фантасмагория. В темноте сходство было еще разительнее: медно-красные призраки, прыгавшие при свете смолистых ветвей, казались выходцами из ада.

Была полночь. Тяжелое облако, предвещавшее бурю, надвигалось из Калифорнии, закрывая луну своим покрывалом. Было совершенно темно на горе и в долине. Дикари спали или, по крайней мере, прекратили свою оргию, так как не слышно было более их диких криков. Всюду царствовала тишина, нарушаемая временами шорохом пролетевшей птицы, храпом плененных лошадей, которых беспокоило новое соседство, лаем шакалов, рыскавших за добычей, и свистом ночных птиц, скользивших над поверхностью озера.

Однако не все спали как у краснокожих, так и у белых. Два рудокопа стояли на часах около своего парапета, а отряд индейских часовых охранял вход в овраг. Около них, но ближе к горе, ходили, разговаривая, два человека. Один из них был Гремучая Змея, другой – его первый помощник; оба были заняты исследованием местности, чтобы убедиться в том, что осажденные не могут спуститься в темноте и напасть на них.

Гремучая Змея после долгих размышлений пришел в беспокойство. Нельзя сказать, чтобы он сожалел о начатом предприятии: добыча, которую он рассчитывал найти на Наухампа-Тепетль, стоила того, чтобы ради нее вести осаду. Осмотр корраля убедил его, что караван должен был приблизительно состоять из сотни человек с женщинами и детьми, между которыми были и важные особы, на что указывала la litera. Какие неисчислимые богатства должны быть там и какое возмездие! Смерть для мужчин, плен для женщин. Было чем удовлетвориться Гремучей Змее!

Но именно эти размышления и указали ему, что успех вовсе не так уж обеспечен, как он думал сначала. Можно было предположить, что рудокопы послали гонцов в свои войска, чтобы дать знать о своем опасном положении, а в ожидании помощи считают за лучшее выдерживать осаду на Затерявшейся горе. Судя по всем их приготовлениям, они должны были заметить индейцев издалека; у них было время подумать обо всем, а в таком случае подкрепление могло прийти на помощь гораздо раньше, чем краснокожие получат удовлетворение от осады. Если даже предположить, что белые не позаботились об этом, то, во всяком случае, осада будет продолжаться долго, в этом не было и тени сомнения для Гремучей Змеи.

Судя по ничтожному количеству провизии, оставшейся в лагере, рудокопы должны были взять с собой на площадку съестных припасов вдоволь; притом находящийся вблизи источник обеспечивал их водой, да и дичь, которую они могли иметь на горе, поддержала бы их. Весь вопрос состоял в том, послали ли они гонца.

Мы знаем, что по непонятной забывчивости, в волнении от неожиданности, ни дон Эстеван, ни гамбусино, никто из людей каравана не подумал об отправке гонца. Но Гремучая Змея не мог этого даже предположить.

В то время как два дикаря рассуждали таким образом, стоявшие наверху часовые сменились. Дон Эстеван, знавший по опыту, что краснокожие никогда не нападают на неприятеля раньше полуночи, берег своих лучших людей для этого момента. Полуночная смена находилась под начальством Педро Висенте и Генри Тресиллиана.