Александр Македонский. Сын сновидения - Валерио Массимо Манфреди

Филот крикнул:

— Эскорт, построиться!

И двенадцать воинов выровнялись в ряд, подняв голову, выпрямив спину и направив вверх острие копья. Евмен не мог сдержать чувств.

— Александр…— твердил он сквозь слезы. — Александр вернулся.

Евмен и Каллисфен проводили Александра до самого порога царского кабинета, и Евмен постучал. Услышав голос Филиппа, приглашавший сына войти, он положил руку на плечо друга и в некотором замешательстве сказал:

— Если твой отец упомянет о письме, которое ты мне якобы написал, не удивляйся. Я позволил себе сделать первый шаг к примирению от твоего имени, иначе ты бы так и блуждал в горах среди снегов.

Александр недоуменно посмотрел на него, наконец, поняв, что же произошло, но сейчас ему не оставалось ничего другого, как только войти.

Увидев перед собой отца, Александр заметил, как тот постарел. Хотя прошло меньше года, казалось, что морщины, избороздившие лоб, стали еще глубже, а виски раньше времени побелели.

Александр заговорил первым:

— Я рад видеть тебя в добром здравии, отец мой.

— И я тоже, — ответил Филипп. — Ты, кажется, возмужал. Хорошо, что ты вернулся. С твоими друзьями все в порядке?

— Да, все в порядке.

— Сядь.

Александр повиновался. Царь взял кувшин и два кубка.

— Немного вина?

— Да, спасибо.

Когда Филипп приблизился, Александр инстинктивно встал и, оказавшись лицом к лицу с отцом, увидел, что одного глаза у него нет.

— Пью за твое здоровье, отец, и за твое предприятие — покорение Азии. Я знаю о великом предсказании Дельфийского бога.

Филипп кивнул и отхлебнул вина.

— Как поживает твоя мать?

— Последний раз, когда мы с ней виделись, с ней было все хорошо.

— Она приедет на бракосочетание Клеопатры?

— Надеюсь.

— Я тоже.

Они стояли, молча глядя друг на друга, и оба испытывали острое желание отдаться порыву чувств, но испытанное потрясение закалило обоих. Хотя момент ярости остался в прошлом, он, тем не менее, продолжал мучительным образом жить, и оба знали, что в той ситуации они могли поднять друг на друга руку.

— Иди, поздоровайся с Клеопатрой, — вдруг сказал Филипп, прервав молчание. — Она очень тяжело переживала твое отсутствие.

Александр поклонился в знак согласия и вышел.

Евмен и Каллисфен отошли в глубь коридора, ожидая услышать из-за двери взрывы гнева или радости. Неестественная тишина поставила их в тупик.

— Ты что об этом думаешь? — спросил Каллисфен.

— Царь мне сказал: «Никаких празднеств, никаких пиршеств. Нечего праздновать: мы отягощены горем». Так он мне сказал.

Александр прошел по дворцу, как во сне. По пути все улыбались и кивали головами, но никто не решался подойти и заговорить.

Вдруг во дворе раздался громкий лай, и в портик неистово ворвался Перитас. Он прыгнул хозяину на грудь, едва не сбив его с ног, и, непрестанно лая, принялся ликовать.

Юноша был тронут любовью этого существа и таким открытым и восторженным ее проявлением. Он долго ласкал пса, чесал за ушами и старался успокоить. Ему вспомнился Арго, пес Одиссея, — единственный, кто узнал своего возвратившегося через много лет хозяина, — и он почувствовал на глазах слезы.

Едва завидев его на пороге своей комнаты, сестра бросилась ему на шею.

— Девочка…— прошептал Александр, прижимая ее к себе.

— Я так плакала. Так плакала, — всхлипывала она.

— А теперь хватит. Я вернулся и к тому же голоден. Надеялся, что ты пригласишь меня на ужин.

— Конечно! — воскликнула Клеопатра, вытирая слезы и шмыгая носом. — Заходи, заходи.

Она усадила его и тут же распорядилась приготовить трапезу и принести таз, чтобы брат мог вымыть руки и ноги.

— А мама приедет на мою свадьбу? — спросила девушка, когда он возлег для ужина.

— Надеюсь, что да. Сочетаются ее дочь с ее братом — этого нельзя пропустить. И возможно, наш отец будет даже рад ее присутствию.

Клеопатра как будто успокоилась. Брат и сестра начали беседовать о том, что случилось за прошедший год, пока они находились так далеко друг от друга. Царевна подскакивала каждый раз, когда брат рассказывал о каком-нибудь особенно ярком приключении или о рискованных погонях по диким ущельям иллирийских гор.

Время от времени Александр прерывал свой рассказ. Ему хотелось узнать о Клеопатре побольше: как она будет одета на свадьбе, как будет жить в Бутротском дворце. Иной раз он просто с легкой улыбкой молча смотрел на сестру, по обыкновению склонив голову налево.

— Бедняга Пердикка, — сказал он, словно пораженный внезапной мыслью. — Он самозабвенно влюблен в тебя и, когда узнает о твоем бракосочетании, утонет в горе.

— Мне жаль. Он отважный юноша.

— Не просто отважный. Когда-нибудь он станет одним из лучших македонских полководцев, если я хоть немного научился разбираться в людях. Но ничего не поделаешь: у каждого из нас своя судьба.

— О да, — кивнула Клеопатра.

В разговоре брата и сестры, встретившихся после долгой разлуки, вдруг возникла долгая пауза: каждый прислушивался к голосу своих чувств.

— Я верю, что ты будешь счастлива со своим мужем, — вновь заговорил Александр. — Он человек умный и мужественный и умеет мечтать. Ты будешь для него цветком в росе, улыбкой весны, оправленной золотом жемчужиной.

Клеопатра посмотрела на него загоревшимися глазами.

— Такой ты меня видишь, брат?

— Да. И такой тебя увидит он, я уверен.

Александр поцеловал ее в щеку и ушел.

Было уже поздно, когда он впервые вернулся в свои палаты после годового отсутствия. В воздухе ощущался аромат стоявших повсюду цветов и запах ванны.

Зажженные лампы распространяли теплый, уютный свет, рядом с ванной в полном порядке лежали его скребок, расческа и бритва, а на табурете сидела Лептина в коротком хитоне.

Едва завидев Александра, она подбежала к нему, бросилась к его ногам и, обняв колени, покрыла их поцелуями и слезами.

— Ты не поможешь мне принять ванну? — спросил он.

— Да, да, конечно, мой господин. Сейчас.

Она раздела его и дала погрузиться в обширную ванну, потом начала нежно обтирать губкой. Вымыла его мягкие шелковистые волосы, вытерла их и полила голову драгоценным маслом, прибывшим из далекой Аравии.

Когда Александр выбрался из ванны, девушка накрыла его плечи простыней и уложила его в постель. Потом разделась сама и долго растирала его, чтобы размять, но не умащала благовониями, поскольку ничто не было так прекрасно и желанно, как собственный запах его кожи. Увидев, что царевич расслабился и закрыл глаза, девушка легла рядом, голая и теплая, и покрыла поцелуями все его тело.