Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля? - Михаил Полятыкин

— Кто тебе сказал?

— Серега говорит — вы не велели, вроде бы мест нет…

— Да он негодяй! Приезжай завтра во Внуково к восьми часам.

— Хорошо! — обрадованно крикнул я в трубку, но он этого уже не слышал, отключился.

Хорошо-то хорошо, да, как в той песне, ничего хорошего. Добираться как? Стал вызванивать тех крупных чиновников, кто собирался лететь, но половина из них, как неожиданно выяснилось, улетела с ночи, а оставшиеся лететь вообще не собирались.

Долго выяснял, как идут автобусы, больше всего боясь опоздать — в такой ситуации это было бы, конечно, глупо. Так спешил, что приехал чуть не на полчаса раньше, а сопровождающие мэра чиновники уже были на месте — даже те, кто улетел от жен и детей еще накануне вечером.

Серега, увидев меня и изрядно удивившись, не показал, однако, виду — пообтерся возле шефа, почти заматерел. Вовсю суетился министр транспорта, это было вполне оправдано; по его прикидкам, набралось довольно много лишних людей, что в пересчете на задницы и килограммы приводило к перегрузу самолета.

Без каких-то минут восемь влетел на поле Ю. Лужков с сопровождением, вышел из машины и стал здороваться с народом. Для каждого находил какие-то приветливые или подначивающие, но не обидные слова, и общая атмосфера была вполне благоприятной.

До того, впрочем, момента, пока к нему не подошел министр по транспорту и не сообщил, что на борту, то бишь пока на поле, лишние люди.

— А я никого не приглашал! — ответил мэр в своей обычной моментальной манере, и я в очередной раз убедился в его поразительном умении ориентироваться в обстановке. Коли есть пресс-атташе и министр — вот пусть и определяются со свитой, на то они ответственные люди, за это и получают зарплату.

А Ю. Лужков между тем продолжил свою мысль:

— Я вот его пригласил, — показал на меня, — и вот ее, — кивок в сторону Татьяны Цыбы.

— А остальных отправить обратно? — с сомнением в голосе спросил министр А. Пешков.

— Как хотите… — был ответ.

Внутреннее напряжение, которое возникло в сей момент среди журналистской братии, разрядилось таким образом довольно быстро, и полетели только те, кого Ю. Лужков назвал. Никакие интриги никому не помогли.

В аэропорту Минеральных Вод встречали руководители Ставрополья но почему-то не первые лица — видно, тогда для многих Ю. Лужков еще не был той фигурой, которой стал позже, — проводили в зал приемов, угостили завтраком — без спиртного, не то, что в городе Орле.

Разговор между членами делегаций шел о ценах на зерно, не помню, по какой цене хозяева хотели его толкнуть, помню лишь реакцию Ю. Лужкова. Он характерным образом наморщил лоб, мысль его под голым черепом работала, видно, чрезвычайно интенсивно, потому как через какие-то секунды он сказал:

— Если вы просите такую цену, нам буханочка хлеба обойдется в сумму, совершенно неподъемную для населения. Мы за такие деньги купим зерно у американцев, впрочем, даже дешевле.

Хозяева после такой его реакции не то чтобы смутились: они просто поняли, что перед ними — хозяин, который за просто так свою копейку не отдаст и будет искать выгоду на каждом шагу и при каждой сделке.

Сообразив, что могут потерять и то, что еще не успели приобрести, ставропольские хлеборобы или те, кто представлял их интересы в тот момент, почти моментально согласились на бартерный обмен. Они готовы были за зерно получить машины для сельхозработ, резиновые сапоги и прочий ширпотреб, список которого мэр предусмотрительно захватил с собой. Скорее всего он предполагал, что переговоры ударятся именно по этому пути, и соответствующим образом вооружился. А я понял, что самая главная задача для него в таких поездках — добиться максимального результата с наименьшими материальными потерями для города.

Потом на автомобилях мы поехали в совхоз-комбинат «Южный». Помню, сколько было шума вокруг его строительства, но, едва познакомившись с ситуацией на месте, я понял, что он теперь для Москвы потерян навсегда. В Карачаево-Черкесии во все времена шла непримиримая борьба за власть и сферы влияния между черкесами и карачаевцами, предметом которой и вожделением служили, естественно, недвижимость и объекты промышленного производства.

Ю. Лужков ходил снаружи и внутри теплиц и убежденно говорил о реальных возможностях использовать для подводки воды и тепла нержавеющие трубы, поскольку стальные изнашиваются очень быстро. Складывалось впечатление, что для него вообще не существует нерешаемых проблем. Если такие трубы дороги, говорил он, значит, надо увеличить съем продукции с квадратного метра, собирать в год не один, а два, а то и три урожая, чтобы компенсировать затраты. Многие в свите слушали его, открыв рты, не веря и одновременно удивляясь такому дерзкому полету мысли, хотя вполне могли бы до этого додуматься сами.

Впрочем, считаю, им этого не требовалось. Москва построила агрогород, возвела жилые дома и здания соцкультбыта, давала деньги на их содержание. При этом никакими помидорами невозможно было окупить затраты — воровали гораздо больше, чем собирали.

Потом был обед, но тут тоже не наливали. Заставленный яствами стол ломился от всевозможной снеди, бараньи ноги вздымались посередине огромных блюд, однако даже традиционного для северокавказцев вина нам не выкатили.

— Они, видно, знают, что Юрий Михайлович не пьет, — говорю Андрею Леонову, представлявшему Московский телеканал, — но мы-то тут при чем? Уж нам-то можно было хоть винца плеснуть под баранью ногу?

Наверное, нет нужды говорить, что ноги эти так и остались нетронутыми.

Только перед посадкой в самолет по пути обратно, в той же комнате приемов в аэропорту, наконец-то, хозяева расщедрились — выкатили спиртное на всякий вкус. Времени, правда, было мало, и мы успели лишь пригубить — не прихватишь же с собой с чужого стола.

…По результатам этого десанта все газеты — даже те, корреспондентов которых с нами не было, — отчитались перед читателями. Я написал нейтральную заметку о том, как все происходило, а Татьяна не удержалась и плюнула в коммунистов, обозвав свой труд лозунгом Ставрополья: «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики!»

Во время упоминавшегося визита в Азербайджан речь на переговорах тоже шла о продовольствии, но не только, разговор велся о деньгах и о культуре. На встрече с Г. Алиевым Ю. Лужков напомнил, что в прошлые годы одна только Ленкорань поставляла Москве 300 тысяч тонн самых ранних овощей — капуста, например, появлялась на прилавках московских магазинов начиная с 15 апреля — раньше она нигде не вызревала. Все торгующие организации города знали: надо продержаться до этого заветного числа и можно будет спокойно жить целый месяц — до тех пор, пока не пойдет узбекская.

В качестве довеска московский мэр заметил: именно Москва протянула Баку руку помощи в тот момент, когда запасы продовольствия в городе приблизились к критическим. Мука, зерно, картофель и другие продукты из столицы России сгладили пик их недостатка в один из самых сложных периодов. Республика Азербайджан, в свою очередь, поставила 5 тысяч тонн табака, который долгое время правительство Москвы искало за семью морями и тремя океанами.