Каин и Авель - Джеффри Арчер

– Это будет небольшой отпуск для нас обоих. – Она покраснела, а Уильям молчал.

Наконец она собралась с силами и продолжила:

– Я знаю, это, возможно, звучит безумно, но вы должны понять, что я очень одинока. А необычность состоит в том, что неделя, проведённая здесь с вами, понравилась мне больше всех дней моей жизни. – Она опять покраснела. – О боже, вы теперь будете плохо обо мне думать.

Сердце Уильяма забилось.

– А знаете, Кэтрин, я хотел вам сказать, что последние девять месяцев были для меня самыми тяжёлыми.

– Так вы останетесь?

– Да, Кэтрин, останусь.

В тот вечер она поселила его в главной гостевой спальне в Бакхерст-парке. Позднее Уильям часто вспоминал эти несколько дней, они показались ему золотой порой в его жизни. Он катался с Кэтрин верхом, и она обгоняла его. Он плавал с ней, и она заплывала дальше. Он гулял с ней и всегда первым поворачивал назад. Поэтому в итоге он воспользовался покером и выиграл у неё три с половиной миллиона долларов.

– Примете чек? – спросила Кэтрин с достоинством.

– Вы забыли, миссис Брукс, я ведь знаю, сколько вы стоите, но могу предложить вам сделку. Мы будем играть до тех пор, пока вы не отыграетесь.

– Но на это может уйти несколько лет, – возразила Кэтрин.

– А я подожду!

Он неожиданно начал рассказывать ей о, казалось бы, давно забытом прошлом, о вещах, которые ни с кем не обсуждал, даже с Мэттью, – о том, как он уважал своего отца, как любил мать, как слепо ненавидел Генри Осборна, о своих амбициях в «Каин и Кэббот». А она в свою очередь рассказывала ему о детстве в Бостоне, о том, как училась в школе в Виргинии, о том, как рано выскочила замуж за Макса Брукса.

Когда пять дней спустя она прощалась с ним на вокзале, он впервые поцеловал её.

– Кэтрин, я хочу сказать тебе нечто очень дерзкое. Я надеюсь, что когда-нибудь твои чувства ко мне станут сильнее твоих чувств к Максу.

– Я начинаю думать, что так оно и есть, – сказала она тихо.

Уильям внимательно посмотрел на неё.

– И больше не исчезай из моей жизни на девять месяцев.

– А я и не могу, – ведь ты же продал мой дом.

Возвращаясь в Бостон, он чувствовал себя спокойным и счастливым. Подобное случалось с ним, только пока был жив отец. Уильям набросал проект отчёта о продаже Бакхерст-парка, но сердцем он постоянно возвращался к Кэтрин и воспоминаниям об ушедших пяти днях. Поезд въезжал на платформу Южного вокзала, а он писал короткое письмо своим чётким почерком:

Кэтрин, я уже скучаю по тебе. А ведь прошло всего несколько часов. Пожалуйста, напиши мне и дай знать, когда ты приедешь в Бостон. А я вернусь к банковским делам и проверю, могу ли я забыть тебя на достаточно длительные периоды (скажем, минут на десять).

Люблю!

Уильям.

Он опустил конверт в почтовый ящик на Чарльз-стрит, и тут от крика уличного мальчишки-газетчика все мысли о Кэтрин вылетели у него из головы.

– Крах на Уолл-стрит!

Уильям схватил газету и пробежал глазами первую полосу. Рынок рухнул за одну ночь. Некоторые финансисты высказывали мнение, что это только очередная коррекция, но Уильям увидел в этом событии начало лавины, сход которой он предсказывал последние несколько месяцев. Он поспешил в банк и прошёл прямо в кабинет председателя.

– Я уверен, что в конце концов рынок стабилизируется, – пытался успокоить его Алан Ллойд.

– Никогда, – сказал Уильям. – Рынок перегрет. Перегрет мелкими инвесторами, которые думают, что пришли за быстрыми деньгами, но теперь придётся спасать собственные жизни. Разве вы не видите, что пузырь сейчас лопнет? Я буду продавать всё. К концу года у рынка отвалится дно, а ведь я вас предупреждал ещё в феврале, Алан.

– Я всё ещё не согласен с тобой, Уильям, но созову пленарное заседание на завтра, и там мы сможем обсудить твоё предложение более детально.

– Благодарю вас, – сказал Уильям.

Он вернулся в свой кабинет и снял трубку внутреннего телефона.

– Алан, забыл сказать. Я встретил девушку, которая будет моей женой.

– Она уже знает? – спросил Алан.

– Нет, – ответил Уильям.

– Понимаю. Стало быть, твой брак ничем не будет отличаться от твоей банковской политики, Уильям. Все причастные узнают всё только тогда, когда ты принимаешь окончательное решение.

Уильям засмеялся, снял трубку другого телефона и немедленно выставил на торги все свои основные пакеты акций, переводя поступления в наличность. В кабинет вошёл Тони Симмонс, остановился в дверном проёме и задумался: не сошёл ли Уильям с ума окончательно.

– Если вы и дальше будете сбрасывать акции при нынешнем состоянии рынка, то завтра останетесь без последней рубашки.

– Я потеряю гораздо больше, если продолжу держаться за них, – ответил Уильям.

В течение следующей недели ему предстояло потерять более миллиона долларов, и такая ошибка могла бы поколебать менее уверенного человека.

На заседании совета директоров на следующий день его предложение ликвидировать вложения банка в акции не прошло: восемью голосами «против» при шести «за». Тони Симмонс убедил совет в том, что нужно ещё какое-то время удерживать акции, – иная линия будет безответственной. Единственный небольшой успех Уильяма выразился в том, что ему удалось убедить остальных директоров по крайней мере прекратить покупку новых акций.

В тот день рынок несколько подрос, и это дало Уильяму возможность распродать дополнительное количество своих акций. К концу недели индекс постоянно рос уже четыре дня подряд, и Уильям задумался: а не погорячился ли он? Но весь его прошлый опыт и инстинкты подсказывали ему, что он принял правильное решение. Алан Ллойд ничего не говорил, – Уильям терял собственные деньги, а ему хотелось по-тихому уйти в отставку.

22 октября рынок опять понёс тяжёлые потери, и Уильям вновь умолял Алана Ллойда уйти с него, пока оставались хоть какие-то шансы. На этот раз Алан Ллойд прислушался и позволил Уильяму выставить на торги некоторые из основных пакетов банка. На следующий день рынок снова рухнул под тяжестью объёмов продаж, и уже не имело значения, от каких именно акций хотел избавиться банк, – на рынке всё равно не было покупателей. Сброс акций приобрёл массовый характер, теперь каждый мелкий инвестор в Америке выставлял их на продажу в попытке выбраться из-под завала. Паника была так велика, что тиккер-лентыне поспевали за совершаемыми сделками. И только когда на следующий день биржа открылась после ночи работы её сотрудников, трейдеры узнали, как много они потеряли за вчерашний день на самом деле.

Алан Ллойд имел телефонный разговор с Дж. П. Морганом, и они пришли к соглашению, что «Каин и Кэббот» войдёт в группу банков, которые попытаются компенсировать общенациональный обвал основных акционерных компаний. Уильям не выступил ни за, ни против такой политики, считая, что если и действовать коллективно, то «Каин и Кэббот» должен стать её ответственным участником. А уж если бы такая система заработала, то всем банкирам стало бы легче. На следующий день вице-президент Нью-Йоркской фондовой биржи и представитель группы Моргана Ричард Уитни вышел на биржевую площадку и закупил «голубых фишек» на тридцать миллионов долларов. Рынок начал приходить в себя. В тот день были осуществлены сделки с двенадцатью миллионами восемьюстами девяносто четырьмя тысячами шестьюстами пятьюдесятью акциями, и в следующие два дня положение оставалось стабильным. Все, начиная от президента Гувера и кончая мальчиками на побегушках в брокерских конторах, считали, что худшее уже позади.