Шут и слово короля - Наталья Сапункова

Сейчас — точно незачем. Но бывший министр короля задумал что-то относительно будущего, и теперь расставил фигуры на своей доске и двигает их, чтобы к нужному моменту сложилась единственно правильная позиция.

А он, Эдин, интересно, какая фигура?

Он может говорить правду или лгать, ему все равно не будут верить, раз в школе многие учатся инкогнито. Морское дело для дворянина немного менее почетно, чем армия, хоть и непонятно, почему так. А вот негоциантство — постыдное занятие. Оно для «поддельных простолюдинов» будет необязательным, что ли?..

Много нелепого и непонятного есть в мире. Наверное, еще не раз удивиться придется?..

— Известно ли вам, Эдин, что на днях у Кандрии появилась маленькая принцесса? — спросил господин Эйри. — Нерадостный праздник, увы…

— Нерадостный? Что-нибудь не в порядке?

— Только тот факт, что родилась девочка, разумеется. Когда законный наследник единственный, одна из главных забот короля — получить еще одного. Братьев у короля тоже нет. Единственный наследник — это постоянная тревога за судьбу династии, вы же понимаете… дорогой Эдин. И лорд Кан, конечно, тоже обеспокоен… из-за своих обстоятельств.

— Э… простите, но почему обеспокоен Граф? — удивился Эдин.

— Ну как же… — кажется, господин Эйри немного смутился. — Лорд Кан опасается, что огорченный кандрийский король решит теперь умилостивить леди Судьбу за его счет… точнее, за счет его дочери. Ведь король Герейн считает, что каждое невыполненное его обещание приносит несчастья семейству и стране в целом. А давнее королевское обещание выдать замуж леди Аллиель определенным образом… все еще не выполнено, увы. Так что в интересах лорда Кана, чтобы король Герейн чаще бывал доволен.

Вот оно что. Ну конечно! Этот сумасшедший король Герейн…

Сердце Эдина упало.

— Но ей еще нет тринадцати… — пробормотал он.

— Именно так, — грустно подтвердил господин Эйри. — Только это и утешает, и еще надежда на лучшее. А теперь, дорогой Эдин, давайте отправимся в школу, там все готово к вашему приезду. Кстати, вот, — он достал из ящика и положил перед Эдином туго набитый кошелек, — это вам на личные расходы, на первую пару месяцев. Да-да, именно я буду вашим казначеем в Тасане. При затруднениях другого рода также обращайтесь. Лорд Кан просил передать, чтобы вы при возможности написали ему, как у вас складываются дела. И он, вероятно, тоже напишет вам в ближайшее время…

Школа занимала трехэтажное старинное здание недалеко от набережной — серый камень, множество узких окон, башня с огромными часами у главного входа. Величественно, даже очень. И страшновато почему-то…

Но это волнение, просто волнение.

Господин Эйри на прощание пробормотал еще какие-то наставления и отбыл. Эдина привели в небольшую комнату. Голые стены и ничего лишнего: две кровати, слева и справа, большой стол и стулья. Возле кроватей сундуки. Поскольку постель на левой кровати была смята, Эдин подошел к правой. Откинул крышку сундука — там было полно новых вещей: рубашки, камзолы и штаны, кафтаны, три пары сапог. Сверху лежала плоская резная деревянная коробка, Эдин поспешно взял ее, открыл — это, конечно, был новенький шахматный набор. Похожим набором они играли с Димерезиусом. Доски вот не было, но это ерунда, это он найдет.

Среди обыкновенных деревянных фигур в коробке лежала костяная королева, та самая — его талисман. Граф позаботился доставить ее из Кандрии сюда, ему. И Эдин обрадовался ей, как старой подруге. Лишь чуть меньше, наверное, чем радовался бы Аллиель. Или Милде…

Его сестра Милда. Надолго, интересно, ее хватит — хранить от Якоба свой секрет? Почему-то казалось, что ненадолго. Эдин, во всяком случае, на ее месте долго бы не выдержал.

Дверь хлопнула, в комнату вошел паренек, на вид ровесник Эдина. Остановился, с интересом его разглядывая.

— А, новенький, явился наконец. Ну, привет. Меня зовут Рай Минт. Зови просто Рай, — мальчик протянул руку, и Эдин ее пожал.

Рука была теплой и крепкой.

— Я Эдин Вентсивер.

— Постой-ка, — Рай приподнял бровь. — Ты ведь кандриец, я слышал? В Кандрийском Геральдическом реестре есть такое имя — Вентсиверы. Герб — голова кабана на красном. Что скажешь?

— Ничего. Это все не про меня. Слово.

— Чудак ты, — засмеялся сосед Эдина. — Здесь на вопрос, кто ты, просто отвечают, а слова никто не дает, клятв тем паче.

— Постараюсь запомнить.

— Слушай-ка, Эдин. На обед ты опоздал. Я тоже… не успел. Если у тебя найдется лишний лен, можно пойти в таверну тут поблизости и перекусить. Кормят там вкусно.

— Пошли, — сразу согласился Эдин.

— А если у тебя найдется еще лен, можно поставить и выиграть. Там играют, в кости, в шахматы. Вилар со старшего курса — так он играет на трех досках разом, многие собираются посмотреть, — Рай искоса глянул на коробку с шахматами, которую Эдин не успел убрать.

— Ставить не буду, а вот сыграть бы можно. Это ведь не запрещено никакими правилами? — уточнил Эдин на всякий случай.

Не то чтобы он собирался все правила соблюдать, но знать-то о них надо.

— Скажешь тоже, запрещено! — засмеялся Рай. — Тогда одолжи мне лен, я на тебя поставлю.

— Кандрийским дворянам торговать постыдно, а играть на деньги — можно? — ввернул Эдин.

— Еще как можно! Ты что, с луны упал? И потом, откуда бы здесь, в «Часах», взяться кандрийским дворянам?

Они переглянулись и разом громко расхохотались. И Эдин подумал, что ему, пожалуй, здесь нравится.

Три года спустя…

вновь начиналась осень. Впрочем, она, конечно, каждый год приходила в свой черед, и каждый год в один и тот же день таверна неподалеку от школы «Большие часы» гудела от молодых голосов, смеха, песен — студенты, окончившие курс, собирались на традиционную пирушку. Как собрались и теперь.

— Да здравствует Кандрия!

— Да здравствует Грет!

— Слава Гринзалю и его герцогу!

Рубиново-красное вино иногда проливалось на стол, и молоденькая служанка поспешно его вытирала, и мчалась за очередной бутылью или за блюдом с закусками. Иногда она смахивала слезу со щеки — такая пирушка всегда прощание. Ох, как важно трактирной девчонке беречь сердечко, его разбивают без жалости. Она ведь знала, да, знала, что так будет…

— Да здравствует Сольвенна — хозяйка морей!

— За Астинну, королеву Кандрии, и новорожденную принцессу!

— Здоровья и счастья принцессе!

И гринзальцы, и кандрийцы, и гретцы, и сольвеннцы одинаково охотно поднимали кубки за очередную дочь кандрийского короля. Все — молодые, бесшабашные и счастливые. Мало кому уже исполнилось двадцать. Парни не жалели ленов, все заказывая новые блюда, бросая монеты в карманы служанок, любезничали с ними напропалую, иногда украдкой целовались за дверью. Скоро начнут целоваться не украдкой. И хозяйские дочки тоже бегали с подносами по залу, а обычно их здесь не увидишь.