Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1 - Яна Анатольевна Седова

в Почаев о. Илиодор должен был приблизительно 15.IV, на Вербное воскресенье. В пасхальном номере «Почаевских известий» появилась его передовая статья, в которой радость праздника противопоставлялась страданиям отечества, но, однако, выражалась надежда на его воскресение:

«Православные люди! Христос воскрес и прославился п о с л е крестных страданий и смерти.

Пусть же и наше сердце успокоится и утвердится в вере, что и наша родина святая, переживши годину страданий и смуты, воссияет в прежнем блеске, величии и славе…

Христос воскрес, несмотря на все старания врагов удержать Его в темном гробе.

Воскреснет и Россия, сколько бы враги и изменники не старались удержать ее в узах смерти и страданиях.

Христос воскрес, и апостолы, утешенные этим чудным событием, пронесли весть о нем по всей вселенной.

Воскреснет и Россия, и тогда народ православный запоет победный гимн, а вражеские дикие крики и змеиное их шипение прекратится!

Пред В о с к р е с ш и м Христом упали воины, стерегшие Его г р о б, пал мир языческий; пред воскресшею, обновившеюся св. Русью падет п р о к л я т а я крамола и сгинет революционный ядовитый змей!».

На 24.IV было назначено собрание почаевского Союза, где о. Илиодор намеревался сделать сообщение о Думе. Но, по-видимому, священник не попал на это собрание, поскольку после Пасхи уехал в Москву для участия в IV Всероссийском съезде объединенного русского народа.

Этого события о. Илиодор ждал с зимы, возлагая на него большие надежды. «4-й Всероссийский съезд должен положить конец революции и произвести строгий суд над всеми изменниками и предателями Родины. … Все, кто поедет в Петербург на Съезд, должен ехать как на смерть: быть может, придется спасать Родину, святыни своей кровью!».

Именно для предстоящего съезда о. Илиодор составил тот проект петиции, который был опубликован в статье «Когда же конец?». «…я писал своей кровью и нервами, писал [?] тогда, когда никто и не говорил о четвертом Съезде! Значит, мысль о депутации Государю Императору явилась у меня не на Съезде, а гораздо раньше… Я эту мысль выносил в сердце своем. Я ночи, быть может, не спал, дней спокойных не [?], я все думал, когда это мое святое желание исполнится и Русские люди пойдут к своему родному Самодержцу и расскажут [?] всю правду… Я ждал, я страдал, со мной ждали и страдали, быть может, миллионы[?] Русских людей. Я искренне верил, что эта депутация должна сыграть историческую роль; она должна быть гранью между концом революции и началом торжества [?]той России…».

Так было зимой. С созывом Государственной думы надежды о. Илиодора переключились на нее. Проект монархической депутации трансформировался в проект депутации правых крестьян. Когда же эти последние не поддержали о. Илиодора, то он вернулся к старому плану.

«…я приехал на Съезд со святым желанием во что бы то ни стало добиться посылки от Съезда депутации к Государю Императору. Я настойчиво добивался [нрзб] моего и почти всех участников Съезда желания. Депутация от Съезда — моя заветная мечта; в ней я видел спасение Родины…».

Уже после съезда о. Илиодор опубликовал набросок той речи, с которой депутатам от съезда следовало бы обратиться к Государю. Содержание приблизительно совпадает с проектом из статьи «Когда же конец?» за исключением всей программной части. Но по силе чувства, убедительности, образности этот текст значительно превосходит старый:

«Государь Великий! Терпеть больше нельзя. Терпение слуги Твоего Куропаткина стоило нам половины Сахалина, миллиардов денег, ста тысяч воинов, почти всего флота, а Твое, Царь, терпение будет стоить всей России, Церкви и Трона.

Корабль наш в опасности; взываем к Тебе: „Спаси нас, погибаем!“.

Сними со Креста страдающую Россию! …

Державный Император! Залей дымящуюся головню, находящуюся в Таврическом Дворце; она распространяет по всей России зловоние и смертоносный запах, отчего Русские люди умирают духовно, растлеваются нравственно, звереют не по дням, а по часам.

Царь Земной! Прокляни конституцию и поступи со всеми конституционалистами так, как некогда Господь поступил с небесными конституционалистами, восставшими вместе с первым ангелом против Бога!

Государь! Знай, что Русский народ еще не развратился до конституции и парламентаризм его до добра не доведет. …

Родной Наш Самодержец! Ведь Ты не имеешь права отказываться от Самодержавия; Самодержавие не право Твое, а обязанность. Твои неверные царедворцы втоптали в грязь эту великую святыню народную; очисти ее!».

Как и в «Видении монаха», о. Илиодор не претендовал в будущей депутации на руководящую роль и готов был предоставить ее кому угодно, лишь бы «вся правда» была оглашена перед Государем.

Но, приехав в Москву, о. Илиодор нашел там совершенно иное настроение. Устроители съезда выдержали тяжелую борьбу с властями, всячески противившимися этому начинанию. Кн. А. Г. Щербатов был вынужден дать градоначальнику слово, что вопросы о роспуске Думы и введении диктатуры не будут подняты. Даже единого помещения на все время работы съезда не удалось найти, поэтому решили делить его заседания между Московским епархиальным домом, гостиницей «Континенталь», Историческим музеем и Благородным собранием. Словом, устроители были уже по горло сыты подвигами.

Однако о. Илиодор ждал от своих друзей самопожертвования. Характерен его комментарий относительно опасности, которая грозила им при предстоящем крестном ходе по Москве. Если революционеры убьют вас, идущих с хоругвями, — заявил он о. Восторгову и Грингмуту, — то все неверующие обратятся в верующих и за вами пойдет вся Первопрестольная.

Накануне открытия съезда (25.IV) в Князе-Владимирском храме московского епархиального дома о. Илиодор в числе других священников сослужил епископу Можайскому Серафиму за вечерней. Затем после молебна совершилось торжество освящения более сотни союзнических хоругвей, несших на себе изображения святых и событий священной истории.

«…никогда не забуду того величественного зрелища, которое представляли собой поднятые высоко-высоко знамена, — писал о. Илиодор. — Я смотрел на них и радовался. Я видел, что воскрес русский народ, поднялся русский богатырь сказать свое грозное слово зазнавшимся жидам, полякам и прочим злобным инородцам, которые в последнее время особенно подняли голову и стремятся командовать русским народом. … Когда я смотрел на лики подвижников-патриотов, то душа моя ощущала, что все древние защитники Отечества духовно витали над собравшимся в Москву Русским народом …».

На следующий день (26.IV) торжественным крестным ходом хоругви проследовали в кремль и расположились на площади между Архангельским и Успенским собором вместе со своими владельцами. В Успенском соборе митрополит Московский и Коломенский Владимир совершил Литургию. Проповедь, как и накануне, произнес прот. Восторгов. Обращаясь к пока не прославленному патриарху Гермогену, мощи которого почивали тут же, проповедник спрашивал:

«Слышишь ли ты нас, адамант веры и патриотизма, несокрушимый столп русской веры и русского национального чувства?