Зазеркальные близнецы - Андрей Ерпылев

— Итак, — вернулся Полковник к теме. — Пока вы там ползали по горным кручам, я чисто теоретически выяснил, что неподалеку от предполагаемого места выхода Бежецкого к реке находится небольшой локал, на который мы раньше как-то не обращали внимания. Локал слабенький, вероятно с прерывистым циклом, причем односторонний, но ведет он с вероятностью в девяносто восемь с сотыми процентов именно туда, куда и нужно нашему беглецу, — на его родину. Поэтому у меня к вам, майор, есть несколько вопросов. Первый: чем именно занимаются ваши, Илья Евдокимович, высокопрофессиональные подчиненные, бездарно проморгавшие прямо у себя под боком никем не учтенный локал, который, приложив совсем незначительное усилие, легко смог определить даже я — дилетант в транзилогии, не скрывающий этого ни от кого? Второй: каким образом ротмистр Бежецкий, в мире которого теория параллельных пространств целиком и полностью является прерогативой не очень научной фантастики, смог самостоятельно данный локал не только найти, но и успешно им воспользоваться? Отсюда вытекает вывод: не слишком ли длинны языки у ваших подчиненных и не пора ли кое-кому их слегка укоротить? Но это не третий вопрос, а так, размышления вслух… Третий вот этот: почему, имея все для этого возможности, вы не изъяли у ротмистра некий прибор, благодаря которому он смог найти и извлечь из одежды радиопередатчики и который, возможно, обладает некими, даже неизвестными нам свойствами. В описи обнаруженных у Бежецкого при обыске вещей я такого прибора не нашел, зато видел запись, посвященную неким наручным часам “ориент” с массивным браслетом. Разве вам, господин майор, неизвестно об успехах микроэлектроники (которыми мы также пользуемся) интересующего нас мира? Нет, вы предположили, что столь важный специалист имеет при себе только обычный мобильный телефон или, как его там называют, напоминальник, и не изъяли его, заронив при этом у “объекта” ненужные подозрения. Вам достаточно, Илья Евдокимович, или продолжать?

Повисла пауза. В мозгу Колосова проносились сотни сценариев своего незавидного близкого будущего, самым оптимистическим из которых было возвращение на старое, очень “веселое” место службы. Сразу противно заныл памятный шрам на левом боку, полученный от пули башкирского моджахеда, не напоминавший о себе уже больше года…

— И, наконец, четвертый вопрос, господин Колосов: что именно вы намерены предпринять для нейтрализации нашего столь проворного и подкованного беглеца?

После импровизированной пресс-конференции, на которой он с трудом и весьма односложно смог промямлить ответы только на несколько вопросов, посольские, репортеры и вельможи наконец разъехались восвояси, а Александра, наотрез отказавшегося переехать в особняк посольства, наконец-то оставили в покое, он никак не мог прийти в себя еще несколько часов. Новоиспеченный великий князь Саксен-Хильдбургхаузенский, сжав голову ладонями, повалился в кресло и просидел так, прокручивая в мыслях весь только что состоявшийся спектакль (иного определения пышному действу он подобрать не мог), до самой темноты. Пытавшуюся войти с верноподданническими излияниями Клару так и вышибло наружу разъяренным, совсем не великокняжеским рыком. Бежецкий не отвечал на телефонные звонки, не обращал внимания на бодро пикавший после каждого полученного сообщения электронной почты компьютер, тупо следил, как рывками выползает из факса нескончаемый белый свиток… Только поздним вечером Александр наконец начал немного соображать. Вот это финт! Никогда не мечтал стать графом и царским офицером, но стал. Кто же мог подумать, что всего несколько дней спустя придется примерять на себя корону, по весу равную королевской, то есть подняться почти на одну ступеньку с самим Государем Императором Всероссийским! Пусть владения его и занимают не пятую часть суши, а подданных далеко не четыреста пятьдесят с копейками миллионов, но какова карьера, господа!

Александр случайно задел что-то холодное на груди и испуганно отдернул руку. Да это же звезда ордена Пурпурного Орла — высшая регалия великого княжества Саксен-Хильдбургхаузенского! Бежецкий неуклюже, как портупею, через голову стянул орденскую ленту и поднес звезду к пробивающемуся из-за неплотно задернутой шторы свету уличного фонаря. Вот это произведение ювелирного искусства! Диаметром поболее чайного блюдца, сплошь усыпанное разного размера — от горошины до макового зерна — замысловато ограненными бриллиантами, весящее не менее полукилограмма, надо думать, не латуни, как на советских побрякушках. В центре звезды разевал хищный клюв грозный темно-красный орел, увенчанный короной. Интересно: настоящие бриллианты или стекляшки? Настоящие, наверное: кто своего правителя, пусть и свежеиспеченного, будет дурить — не Россия-с! Хотя в таких вещах Александр совершенно не разбирался, хотелось думать именно так.

Почему-то стараясь не звякнуть, Бежецкий осторожно опустил высокую регалию на полированную поверхность стола и аккуратно, как парашют, сложил приятно скользящую в пальцах шелковую ленту. Да, таких наград ротмистр, не говоря уже о майоре Бежецком, никогда в жизни не получил бы. Александр вспомнил награды своего близнеца, аккуратно уложенные в полированную коробку, кажется из красного дерева, с золотым гербом графов Бежецких на крышке: золотой всадник в окружении разной геральдической мишуры. Красный вычурный, с орлами, крест Святого Станислава с мечами, крест Святой Анны с мечами и бантом, бело-золотой Георгиевский крестик, какой-то иностранный, замысловатой формы, несколько знаков, медалей… Положить, что ли, и эту тарелку туда же? Нет, наверняка не влезет.

Александр прошелся по комнате не зажигая света, оторвал длиннющий факсовский свиток, бездумно его просмотрел, не читая — только спотыкаясь взглядом о гербы, титулы и витиеватые подписи…

Вдруг в дверь суетливо постучали, и дрожащий голос дворецкого зачастил:

— Ваше превосходительство… Ваше сияте… ваше высочество!… К вашему великокняжескому высочеству дворцовый фельдъегерь! Прикажете принять?

— Проси!

Двери тут же распахнулись, и, оттерев слугу в сторону, в покои венценосной особы строевым шагом, держа сверкающую каску с высоким плюмажем на сгибе локтя, стремительно вошел молодцеватый офицер. Впечатав подбородок в шитый золотом воротник с двумя гвардейскими “шпалами”, поручик протянул Бежецкому плотный пакет с алыми сургучными печатями.

— Личная его императорского величества депеша для его высочества великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского! — Фельдъегерь лихо справился с труднопроизносимым по-русски (да, думается, и по-немецки) новым титулом Бежецкого, что говорило о его великолепной выучке.

Александр подрагивающими от волнения руками сломал печати, и из белого конверта выпал плотный, производящий впечатление даже на беглый взгляд лист бумаги, увенчанный грозным императорским орлом.

“…сим приглашаем Брата Нашего Александра Первого, великого князя Саксен-Хильдбургхаузенского, герцога Альбертонского, графа Девэрского и Айзенштадтского, барона Балленбергского, владетеля Левенберга, Урса, Сен-Герлена и прочая, и прочая, и прочая отужинать в Нашем Гатчинском дворце сего года июня двадцать седьмого дня…”

Внизу стояла четкая размашистая собственноручная подпись (об этом говорили мелкие брызги чернил): “Николай”.