Дерьмо - Ирвин Уэлш

Немного погодя решаем позвонить брату Клиффорду Блейдсу.

Он немного расстроен.

- Извини, Брюс, в клуб сегодня прийти не смогу. В общем, Банти не в настроении. Тот извращенец опять ей звонил.

- О Господи, Блейдси. Беда одна не ходит, да? Послушай, постарайся ее успокоить, а я сейчас приеду.

- Спасибо, Брюс. Буду очень благодарен. Она прямо-таки вне себя.

Мы идем в сортир, где чуть не в кровь раздираем саднящую единицу, гениталии и бедра. Потом готовим порцию кокса. Пропускаем дозу под «гленморанжи», чтобы смыть с миндалин частички порошка.

И только тут вспоминаем, что машина осталась на стоянке возле управления. Это из-за той сучки Ширли, которая всегда думает только о себе. Вызываем такси в Корсторфин и едем к нашим друзьям, Клиффу и Банти Блейдс. Счетчик тем временем приближается к сумме, которой вполне хватило бы на уличную шлюшку.

Мой Брюс повидал много такого, чего лучше бы и не видел. Они не знают. И никогда не узнают. Но со мной он делился. Всегда.

Он объяснил, почему пошел тогда с проституткой, там, в Австралии. Ему было необходимо побыть с кем-то. Это не имело никакого значения. Рядом с Брюсом должна была быть я. Я подвела его. Потому что была с мамой.

Брюс много работал. Всегда. И тогда он работал под прикрытием в районе Кинг-Кросс, шел по следу банды гангстеров.

Он рассказал мне о том ужасном дне. Перед ним громадный гараж с огромной дверью. Он пытался открыть ее, но она никак не открывалась. Наконец он проскользнул в щель и вгляделся в темноту, прямо в ее черное сердце. Со двора, из-за спины в гараж проникал луч света. Потом проехала машина, промелькнула задержавшаяся на работе девушка в короткой юбке и на высоких каблуках.

Из скрытого во тьме дальнего конца гаража донеслись стоны. Брюс говорил, что таких страшных стонов он не слышал никогда в жизни. В них не было ничего человеческого. Там, в каморке, в задней части гаража, было что-то. Он двинулся туда.

Брюс открыл дверь и включил свет.

Это был он. Костас. Точнее, то, что от него осталось.

Его долго и со знанием дела пытали. Он лежал поперек стола на животе, лицом вниз. Подбородок упирался в стол, а голова

была приподнята. Брюс смотрел ему в лицо. Костасу сломали челюсть. У него вырвали все зубы. Рядом лежали его отрубленные пальцы. Он мог видеть их. Они аккуратно срезали веки и вырезали и вынули из глазниц глазные яблоки, не повредив при этом зрительные нервы. Каждый глаз лежал на стопке книг, и нерв тянулся к нему, как провод. И каждый глаз смотрел на разложенные перед ним пальцы, зубы, веки и уши, отрезанные с помощью хирургических ножниц. Ножницы тоже были там, они лежали рядом с плоскогубцами и пневмопистолетом, из которого Костаса пригвоздили к столу. Гениталии не тронули, возможно, для того, чтобы он не умер от кровопотери. Язык отрезали.

Его оставили как живое предупреждение сообщникам.

Брюс стоял и смотрел на него, не понимая, как одно человеческое существо может так поступить с другим. Но он лишь сказал Костасу: «Ты водился с плохой компанией, приятель».

Он вкладывает ему в рот пистолет и стреляет. Смотреть уже нет сил, зато стонов больше не слышно. Брюс поворачивается, выходит из каморки, проходит через гараж и через узкую щель пролезает на залитую светом сиднейскую улицу. Он в панике, он дрожит. Пытается дозвониться мне, но меня нет дома, я у мамы. Если бы я была тогда дома...

Брюс бредет по улице и наталкивается на проститутку, полукровку по имени Мадлен. Он ведет ее в отель и дает ей пятьсот долларов, только чтобы поговорить.

Просто поговорить с кем-то. Она сидит, настороженно и неподвижно, а он рассказывает ей о Костасе и той войне, которую ему приходится вести с другими, а также о том, какие последствия это имеет для него.

Там должна была быть я, я, а не та шлюха.

Мне кажется, образ Костаса стал для него чем-то вроде символа безграничных возможностей зла. Вот почему Брюс такой, какой он есть.

Еду к доктору Росси, но думаю о Кэрол. Сколько я наплел ей всякого, когда встречался с той полукровкой Мадлен. Сочинил целую историю про то, что работаю под прикрытием в районе Кинг-Кросс, что охочусь на злодея по имени Костас.

(есть, Брюс, есть. Как бы мне хотелось заставить тебя! Ты страшный человек. Кто-то когда-то заставлял тебя есть. Я чувствую это. Я чувствую это. Я двигаюсь внутри тебя и чувствую всех твоих призраков. Ты усвоил их, Брюс. Я ощущаю одного особенно большого Он как тень над твоей жизнью. Его имя Иен Робертсон.)

Кэрол всегда верила всему, что я ей рассказывал. Каждому слову. Она была счастлива в своем маленьком мирке с ребенком. Старушка Кэрол из тех, кого называют «домашними женщинами». Но при этом не знала удержу в постели. Прочищай трубы и подкидывай «капусту», и она согласится с чем модно. Это гребаные политики задурили ей голову, а потому, когда она переступила черту и я се ударил, она распсиховалась и сбежала. Я извинился, но она и слушать не пожелала. Ничего, образумится, придет в чувство и вернется. Это уж точно. Точнее и быть не может.

Так задумался, что проскочил поворот к Росси. Останавливаюсь у газетного киоска, беру «Плейбой», «Пентхаус» и «Мэйфэйр», разворачиваюсь и подъезжаю к его кабинету.

Росси большой воображала. Масляные глазки, модная одежда: выглаженный костюмчик, рубашечка, туфли блестят. Держу пари, этот хрен гребет кучу «бабок» за частные консультации.

- Да, мы получили результаты ваших анализов. Как я и предполагал, у вас глисты.

Не могу поверить. Вот как приходится расплачиваться за то, что общаешься с наркоманами и уголовниками.

- Это всего лишь так называемые ленточные черви, так что беспокоиться нет причин. Они встречаются довольно час-

о, но никакой особенной опасности не представляют.

- Во мне растет какая-то дрянь, а вы говорите, что это не опасно!

- Да, не опасно. Вам только нужно попринимать вот этот раствор, который поможет облегчать кишечник.

- Значит, они не имеют (еще химикалии, еще одна война) моей экземе?

- Нет. Похоже, она связана с состоянием устойчивого нервного напряжения. Нет ли чего-то такого, о чем вы постоянно думаете, но о чем не говорите мне?

Росси всего лишь врач общей практики, самый обычный терапевт, но мнит себя крупным специалистом. Некоторые хотят быть хирургами, он же, наверное, мечтает переквалфицироваться в психолога. Мы видим тебя насквозь, Росси.

- Нет, ничего такого нет, - сдержанно отвечаю я. Знай свое дело и не лезь дальше, говнюк.

- А?

Я даже рад убраться подальше от этого гомика и вернуться на работу.