По следам прошлого - Ольга Савченя

Внимательно наблюдая за ним, я отступила. У табурета медленно склонилась, быстро схватила сумку и, стискивая ее, бесшумно прокралась к выходу. Стоя на пороге, в последний раз окинула беглым взглядом притихших посетителей, разгром, побитого пса, залезшего под лавку… И выскочила на улицу.

Ветерок резвился, лохматя волосы и бросая их на лицо. Я снова отвернулся, убрал пряди за уши и попробовал откусить лепешку. В этот раз получилось. Только я отнес ее от лица, как порыв ветра вновь завертелся и опять швырнул волосы в лицо. Стоя на пригорке и пережевывая завтрак, я запрокинул голову и улыбнулся. Кроны деревьев темнели на фоне ясного неба так высоко, что от их вида закружилась голова. Мир завертелся! Яркий, насыщенный, неизведанный… Листва шумела, скрипели ветки и стволы, а птицы подпевали им. Густой и тяжелый аромат хвои распространялся от редких сосен, обволакивал все вокруг, теснил прелый запах листвы, оседал терпкой горечью на языке. И я наслаждался им. Он словно разделял мои чувства — такие же тяжелые и густые, но при этом — странно — приятные, ни на что не похожие. Кажется, я влюблялся в него, в этот запах.

Запив лепешку водой, набранной рассветом ранее в ручье, я присел на корточки и принялся засовывать бутыль в сумку. Проверил скудные запасы и шумно вздохнул. Выйти бы к закату на дорогу или колею, все было бы проще… Ноги ломило от усталости, натертые стопы жгло, а мозоли на пальцах дергало. Разуваться не хотелось. Незачем лишний раз портить себе настроение.

Мелкая пичуга вспорхнула из зарослей папоротника, уселась на нижнюю ветку дерева и зашлась трелью. Ей отозвались со всех сторон. Я улыбнулся.

Не стоит переживать о том, что уже не исправить. Надо двигаться дальше.

Путь, судя по редким прогалинам, предстоял непростой. Солнце уже заливало лес, пробираясь под ветки, разгоняя мрак и борясь с сыростью. Я не стал больше медлить — вдохнув глубоко, резко поднялся и, не обращая внимания на боль в ногах, стал спускаться с пригорка. Как бы ни хотелось забыть и забыться, все вокруг невольно напоминало о прошлых рассветах и закатах. Пробуждался стыд, кормил страх сомнениями.

Густой орешник никак нельзя было обойти. Задетые листья сбросили на меня росу, окропили голову, холодом коснулись шеи; капли затекли за шиворот, заставили поежиться, напомнили о слезах Шиллиар…

Непроглядный мрак укрывал Солнечную, когда я выходил из родного дома. Ветер стучал ставнями, скрипел калитками, расшатывал заборы. Я крался по двору, словно вор. Хотел было вернуть взятую еду и дедовскую одежду, но Шиллиар прогрохотало так, что затряслись окна в доме, а затем расплакалось прямо надо мной. Я ловил первые капли ладонями, не веря, что оно плачет над Солнечной, но растирая их на ладони, стирал и иллюзии. Когда рыдания стали сильнее, я пытался держать плечи прямыми, но у меня не получалось. Слезы быстро пропитали одежду, вымочили сумку, утяжелили дорогу, будто я тоже был виновен в зверствах.

В окнах сторожевого домика кружилась пара Охарс, самого сторожа не было видно. Я опасался, что охранные духи выдадут меня, но они даже не показались рядом. Ворота были крепко закрыты, но я знал лазы в заборах, которыми пользовался еще мальчишкой. Дерево намокло и стало скользким, и я без труда пролез через узкое отверстие. Оказавшись за забором, на миг обрадовался, но сразу же опомнился. Что подумают обо мне, когда не найдут в деревне? Поймут ли? Дождется ли Лери?..

Долго топтался на месте, не решаясь двигаться ни назад, ни вперед. Насквозь промок под слезами Шиллиар, продрог, ощутил голод и, вспоминая домашнее тепло и сухость, хотел вернуться. «Ты слабый», «у тебя скверный разум», «ты не защитишь нас» — лучше любого ремня и кнута подстегнули двигаться вперед.

Луна не пробивалась сквозь покрывало Шиллиар, а его слезы еще и застилали глаза. Склон быстро размыло, и я в полной темноте, словно слепой, поднимался по нему несколько раз. Падал, съезжал и снова поднимался. С вершины потекли ручьи грязи, скользили между пальцев, пачкали руки, штаны, полы плаща. Добравшись до небольшого выступа, я зашвырнул сумку наверх, а затем, цепляясь за кусты, уже налегке забирался сам. Потом много времени потратил, чтобы отыскать сумку в густой траве, примятой ливнем. А Шиллиар не прекращала тяготить…

Я поскользнулся на сыром пеньке и, проехав по нему пяткой, едва не упал. Зашипел от боли в ногах и зажмурился, пережидая, когда она затихнет. Воспоминания о трудной ночи развеялись.

Вокруг лес дышал жизнью, капли росы ослепительно блестели на листве. Я сжимал лямку сумки и всячески отгонял мысли о возвращении домой. Там хорошо… Матушка каждое утро печет блины, а отец рассказывает обо всем, что происходило на строительстве причала — о том, что не успел или забыл рассказать еще за ужином. Потом работа до обеда, а после, пока Солнце в силе, можно и с Лери повидаться. И со смертью Солнца — еще раз…

Надеюсь, она не плачет… Пусть бы не плакала, пусть бы догадалась, что я вернусь. Я ведь обязательно вернусь к ней.

Долго пришлось слоняться по оврагам. Казалось, я плутал на одном и том же месте, но своих же отметин на деревьях не встречал, потому не позволял себе волноваться. Лишнее беспокойство в лесу только вредит. Я остановился у дерева, примостил сумку рядом, стянул тяжелый плащ с плеч. Дохнув на ладони, похлопал ими и, подпрыгнув, уцепился за нижнюю ветку. Ноги ошпарило, в глазах замерцали яркие пятна. Перетерпев боль, я полез выше. Забрался настолько высоко, насколько позволяли силы. Встав на крепкую ветку в полный рост, обнял ствол и огляделся. Колеи видно не было, но среди гущи кустарников белел просвет. К нему и направлюсь. Как правило, существа перемещаются в лесу от прогалин до прогалин, от поляны до поляны, так и появляются тропы.

Вскоре оправдались предположения, накатило чувство радости.

Узкий ручей петлял среди камней, уводил к пологой местности и в конце впадал в небольшую реку. Она шумела, колотясь волнами о каменное дно, пенилась и искрилась; водяная взвесь рождала радугу.

Вдоль реки я прошел всего ничего — пару шагов Солнца, — как наткнулся на тропу, наверняка оставленную разумными существами. Впервые за все рассветы мне удалось посидеть на прогретом и сухом камне, а заодно спокойно пообедать все той же черствой лепешкой и ледяной водой с реки.

Плохо, что пришлось сходить с дороги, но лучше заплутать, чем не заметить следы нечисти и попасть в ловушку. Бывало такое, что и деревенские не возвращались из лесу, который с детства знали, как родной дом. А потом их находили совсем недалеко, исхудавшими, обессиленными настолько, что они не могли ходить и кричать. Лес безжалостен к малейшим ошибкам, к любой невнимательности. Однако лес до последнего оставляет шансы на выживание, а нечисть заставляет умирать в муках и без надежды на спасение.

По тропе от реки я быстро вышел к колее и сориентировался по местности. До ночи топтал грязь, а лес все не кончался. Духи мерцали над головой, когда я в последний раз подумал развести костер, но устало брел дальше.