Мужчины в нашей жизни - Анастасия Соловьева

Мама тяжело опустилась на стул, уткнулась лицом в тарелку с недоеденным салатом и страшно завыла.

— Зачем ты это говоришь?! Перестань! Прими коаксил.

— Ничего я принимать не буду! Ты хочешь заглушить во мне голос совести!

— Мамочка, я тебя умоляю, послушай!

Задыхаясь от жалости, я шагнула к маме, но она тут же отреагировала:

— Отойди! Ты стала такая же прокаженная, после того как связалась с ним…

Не помню, как Глеб очутился рядом со мной. Обеими руками он держал меня за плечи, повторяя:

— Наталья, пошли.

— Пошли! Пошли вон отсюда, прокаженные! Опершись коленями на стул, мама ритмично раскачивалась и время от времени выкрикивала:

— Прокаженные! Нечистые!

— У тебя губы посинели, — прошептал Глеб. — Если мы сейчас не уйдем…

Взяв его под руку, я вышла из маминой квартиры.

Я не знала, что можно вообще не думать. Ехать в машине, подниматься в лифте, мыть руки, ходить по комнате и не иметь при этом никаких мыслей.

Первое, о чем я, наконец, подумала, — надо присесть. Ноги болят — целый день на шпильках!.. Вот здесь присяду — в кресле, у балкона.

Кресло Лешкино. Неужели он подарит нам эту роскошную мебель? Она же стоит целое состояние!

Не подарит. Да и с какой стати? Он ее на Ленинский перевезет и поставит в своей части квартиры. На своих сорока метрах. А если будет тесно, то и на моих. Так и надо. Лешка молодец! Зачем я к нему приставала?! У него трезвый — нормальный — взгляд на вещи, он не берет на себя лишнего… Когда еще сказал: лечить психические болезни — дохлый номер. Сегодня и я убедилась — дохлый. Хватит, хватит с меня этих ужасов!

Надо позвонить Лешке и сообщить: у матери очередной приступ, приезжай и улаживай ее судьбу. Я больше не могу! Не могу я больше… И еще я выхожу замуж. Правда, он уже все это слышал, тому назад четыре месяца. Ответил: «Ну выходи».

Я объясню — надо найти радикальное средство борьбы с маминой болезнью. Лешка что-то узнавал в свое время: инвалидность, опекунство, социальное обслуживание. Хорошо бы оформить все это сейчас… и как можно скорее, потому что я жить хочу! Хочу иметь семью, растить сына. Я никому не позволю называть моего мужа проклятым и прокаженным! Даже если это сделала в состоянии аффекта моя собственная мать, я все равно никогда не прощу ей этих слов!

Я так хочу любви и нормальной жизни! Я так долго ждала!..

В комнату вошел Глеб с бутылкой сухого вина в руках.

— Сейчас это не самое эффективное средство, но другого нет. Выпей, чтоб успокоиться.

— Я не хочу пить… Ты просто посиди со мной.

Это было лучшим успокоением — прижаться головой к его плечу, спрятаться у него на груди, почувствовать его губы, руки, тело. Как небесное откровение явилась мысль: счастье — это когда замираешь от любви, а не от гнева, брезгливости или ужаса! Я замирала от любви. Любовь жила в моей душе, теле и простиралась далеко, до самого горизонта. Любовь стала моим настоящим и моим будущим. А прошлого у меня просто не было. Потому что я пришла в этот мир для любви, а все, что с ней не связано, не имеет ко мне отношения… Глеб, должно быть, почувствовал это и даже во сне не разжимал рук.

Утром он повез меня на работу. Не позволил садиться за руль, боялся, что после вчерашнего…

— Все нормально, Глеб. Нормально.

Какие скучные, заезженные слова… Как обидно, что я не могу сейчас же рассказать ему о своей любви, которая вчера спасала меня от стресса. Спасала и спасла!

— Все нормально Глеб!

— Вот теперь я вижу, нормально.

В тот день я даже не пыталась работать. Не стала включать компьютер, просто перебирала бумаги в ящиках стола, а коллегам сказала, что провожу ревизию. Сидела, бесцельно выдвигала и задвигала ящики. Потом вдруг позвонил Лешка.

— Натали! Наташка! Ты думаешь, я забыл тебя с днем рождения поздравить?

— Не забыл?

— Как можно? Единственная сестра! Ну, поздравляю, поздравляю. Пожеланий нет никаких — ты у нас само совершенство! Только здоровья, удачи — это все само собой разумеется!

— Леша, нам надо что-то делать с мамой. — Я поспешила выйти в коридор и на свободе поделилась с братом своими вчерашними мыслями.

— Ну слава богу! Наконец-то, Натали, наконец-то. Возраст сравнялся — сразу ума поприбавилось.

— Леш, ты приедешь, поможешь с бумажками?

— Как я могу?.. Хотя, может, я приеду скоро, и уж насовсем.

— Насовсем? Почему? С фрау своей поссорился?

— Да ну ее… — неожиданно выругался Лешка. — И вообще, сестренка, влип я в нехорошую историю.

— Алеш, как с матерью быть? У меня пятого свадьба, двенадцатого мы улетаем из Москвы…

— Найми юриста. Там справки собирать надо… Справок всяких немерено.

— Ты уже нанял одного юриста! — напомнила я.

— Ну чего ты равняешь? Там была безнадега, а тут все законно — мать-то, надо признаться, не в своем уме.

— Ты давно с ней разговаривал?

— Давно… Ты не думай, я не звонил — у меня у самого, как из рога изобилия, всякая дрянь посыпалась.

— А может, ты сейчас с ней поговоришь? Мне как-то неприятно звонить после того, что у нас вчера получилось. Я понимаю, она не виновата, но в то же время…

— Да поговорю, Натали, не проблема! — Мне показалось, Лешке не терпится восстановить мир. — Новости получишь из первых рук.

Новости оказались странными. У мамы не отвечал ни один телефон, ни городской, ни мобильный.

— Попробуй сама, — посоветовал Лешка. — Тебе проще. А я тоже буду дозваниваться.

Я продолжала выдвигать ящики стола, периодически нажимая на клавишу дозвона. Мама не отзывалась. Я шла в туалет намочить губку, протирала пыль везде, где только можно, а мамин телефон все молчал. Я собрала в стопку ненужные бумаги, перевязала бечевкой, хотела отнести их в мусорный контейнер на улицу, и тут мой телефон зазвонил сам. Определитель высветил номер Глеба.

— Немедленно собирайся и приезжай домой.

— Глеб, что произошло?

— Все в порядке. Не оставляй на работе ничего ценного и лучше возьми такси.

— Глеб, я не понимаю тебя!

— Дома все обсудим. Я тоже еду.

Быстро договорившись с Вареновой (она никогда не удерживала нас в офисе, правда, с условием обязательной последующей отработки), я вышла на Каширку, остановила такси и через полчаса поднималась в квартиру.

— Собирайся! — Глеб с озабоченным видом пересекал по диагонали единственную в квартире комнату. — Сегодня мы летим в Новотрубинск.