Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг. - Гаральд Граф

Под влиянием тяжелых условий смертность на эскадре сильно увеличилась, и почти каждый день в море «на похороны» выходил дежурный миноносец с печально приспущенным флагом, имея на корме одного или двух покойников. Было и несколько, правда, незначительных, случаев возмущения команд. Самый серьезный был на «Бородино», так что даже сам адмирал туда поехал и живо водворил порядок.

В это время нас начали беспокоить французы, и командующий французскими морскими силами контр‑адмирал Жонкьер от имени правительства просил адмирала покинуть бухту Камранг и вообще берега Аннама. Поэтому 9 апреля все боевые корабли вышли в крейсерство, но транспорты оставили в бухте заниматься погрузками. Вместе с тем ходили слухи, что Рожественскому приказано ждать отряд адмирала Небогатова и без него дальше не идти.

Наконец 13 апреля эскадру окончательно изгнали из Камранга, и она перешла к северу в еще более уединенную бухту Ван‑Фонг. Тут французы нас не сразу обнаружили, и пока шла волокита с передачей требований ее покинуть, мы успели дотянуть до 20 апреля. Когда на крейсере «Гишен» опять пришел адмирал Жонкьер и предъявил новое требование уйти, эскадра вышла в море, но в тот же день вернулась, так как получила предупреждение о надвигающемся тайфуне и, таким образом, имела право укрыться в бухте. Хотя этот тайфун так до нас и не дошел, тем не менее мы на законном основании оставались до 26 апреля. В этот день быль получено первое известие о приближении отряда адмирала Небогатова, и вся эскадра вышла ему навстречу.

За время стоянки в Ван‑Фонге мы не прекращали грузиться углем и наконец довели свой запас до предела. Было очень важно, чтобы «Иртыш» и «Анадырь» имели его в возможно большом количестве, так как после отделения от эскадры остальных транспортов мы оставались единственным источником снабжения топливом до Владивостока.

Много забот пришлось положить и на заготовку на предстоящий переход свежей провизии. «Иртышу» приказали закупить на берегу сто быков и держать их живыми. Другого выхода не было, так как на многих судах не имелось холодильников, и мясо могло испортиться. Это распоряжение приказали выполнить мне, для чего снабдили десятью моряками из команды, дали паровой катер с тремя баркасами и отправили в бухту.

На берегу виднелось только два домика, которые имели маленькие пристани, и мы направились к одной из них. Француз‑колонист встретил нас очень любезно, но оказалось, что он только недавно продал большую партию быков и оттого не мог набрать необходимого количества. Пришлось обратиться к его соседу. Этот француз тоже обрадовался увидеть в своем уединении цивилизованных людей. Он жил в обществе жены‑анамитки и двух слуг, тоже анамитов. Пригласив войти в домик, угостил нас пивом и стал расспрашивать, что делается на белом свете, так как не имел уже много месяцев никакой связи с другими людьми.

Времени у нас было мало, и мы перешли к делу. Оказалось, что он с большой охотой готов продать нужное количество быков, но назначил довольно основательную цену. Начали торговаться, но безуспешно, и ввиду безысходности положения я должен был пойти на его условия и просил только как можно скорее доставить быков на пристань. Француз улыбнулся и ответил, что охотно предоставляет нам самим выбрать в стаде понравившихся животных, но доставить на баркасы не может, так как имеет всего двух слуг. Кроме того, предупредил, что это дикие быки и пасутся они в большом загоне, который находится рядом с домиком. При этом ворота надо все время держать крепко закрытыми, чтобы они не могли выбраться.

Перспектива ловить диких быков нас несколько озадачила, но делать было нечего и следовало торопиться закончить все к темноте. Забрав людей, в сопровождении хозяина и его слуг я отправился на ловлю. В загоне на большом, огороженном высоким забором пространстве паслось стадо не менее, чем в пятьсот голов. Француз открыл ворота, и мы вошли вовнутрь. Стадо, завидя нас, бросилось в другую сторону, поднимая клубы пыли. Мы стояли в нерешительности, как начать дело, так как никому никогда не приходилось заниматься такого рода охотой. Видя нашу нерешительность, хозяин посоветовал сделать из веревки петлю и накидывать ее на выбранного быка.

Среди матросов сейчас же нашелся охотник накидывать петлю, и ловля началась. Несколько человек побежали к стаду, чтобы его спугнуть. Быки, задрав хвосты, понеслись мимо места, где мы стояли. Когда они проносились мимо, бросили петлю, и она попала удачно на голову одного животного. Бык страшно испугался, ринулся за другими и увлек за собою матроса, который не в силах был его удержать, споткнулся и упал. Бык поволок его по земле. Завидя это, все бросились общими усилиями выручать неопытного «ковбоя». Первый бык был пойман. Пять человек его обступили и повели к воротам. Однако, как только бык заметил, что он на свободном месте, то начал с невероятной силой вырываться, и матросы, не выдержав, выпустили его, и в один миг быка и след простыл.

Хотя все труды и пропали даром, но зато появился опыт и желание доказать, что в конце концов мы не так неловки, что не можем поймать быка. Теперь на конец веревки встали шесть человек, и, когда петля схватила быка, он не мог уже сдвинуться с места. Чтобы не повторилась предыдущая неудача, веревку сняли только тогда, когда быка втащили на баркас. Дело пошло быстрее, и скоро мы так наловчились, что ловили без ошибки и даже увлеклись: всем захотелось накидывать петлю, так что мне пришлось установить очередь, не пропустив в числе прочих и себя.

Стадо утомилось, и с ним стало легче справляться. Двух быков мы все же еще упустили. Проработав так более пяти часов, мы наконец набрали нужное количество и, расплатившись, стали прощаться с владельцем. Француз был очень доволен продажей, за выпущенных быков платы не взял и звал нас назавтра продолжать охоту.

Погрузка нашей добычи на «Иртыш» сначала не ладилась. Мы заводили петлю кругом животных и лебедкой поднимали их на палубу. Но, по‑видимому, им было неприятно и страшно, и они, того и гляди, могли выпасть. К счастью, это увидел один из наших прапорщиков, знавший, как полагается грузить скот, и посоветовал надевать петлю на рога и так поднимать. Такой способ показался нам настолько варварским, что мы не хотели его даже испробовать. Но оказалось, что лучшего и придумать нельзя: бык весь путь – с баркаса до палубы корабля – совершал не шевельнувшись, и когда с него снимали петлю, продолжал спокойно стоять. После этого погрузка пошла быстро, и через полчаса все благополучно закончилось.

Чем дольше мы стояли у берегов Аннама, тем стоянка делалась все больше невыносимой. Непрерывные погрузки и перегрузки, грязь, жара и постоянная боязнь попасть под гнев адмирала всех очень нервировали.

Назначенные к нам два лейтенанта (Родзянко и Мюнстер. – Примеч. ред.) усугубляли тяжесть положения, так как оба слишком много пили. Один, исполнявший к тому же обязанности старшего офицера, имел пренеприятный характер; от него всегда можно было ожидать грубость, надменность и невыдержанность, и оттого офицеры и команда его невзлюбили. Не менее неприятные отношения создались у него и с командиром, и часто доходило до столкновений. Вскоре от пьянства у него обнаружились признаки белой горячки, и однажды мы оказались свидетелями очень печального случая: проведя всю ночь за бутылкой, он к утру пришел в совершенно невменяемое состояние, вышел наверх без кителя с обнаженной саблей и, сев на палубу, стал ее рубить. Другой лейтенант с трудом его увел в кают‑компанию. В 8 часов утра, когда происходила церемония подъема флага, из офицерского помещения доносились бессвязные крики и ругань. Это услыхал командир и сам пошел узнать, в чем дело.