Зайтан-Бродяга. Тихий город - Илья Слобожанский

— Приятелей моих не встречал?

— Так ты не один? — Спросил Рафат как-то озадаченно. — А твои дружки курят?

— Карлуха нет. А вот Серёга курил.

— Так-так-так. — Зачастил Рафат. — Это хорошо, схожу, поищу. Главное, чтобы их в яму не сбросили.

— Развяжи. — Потребовал я. — Сбежим вместе.

— А куда бежать-то?

— Покажу дорогу.

— Ага, так я тебе и поверил. — Рафат толкнул меня в бок. — Был тут один. Я его развязал, а он мне по башке. Недолго бегал, поймали. Били, орал.

— Кто поймал?

— А я знаю?

— Что ты вообще знаешь?

— Что нужно, то и знаю. Лежи тихо. Пойду я. Может, твоих дружков отыщу. Курить хочется. Когда за тобою придут, не ори. Кричи не кричи, все одно утащат.

— Куда утащат?

— А я знаю? — Донеслось из темноты.

Рафат ушёл и время остановилось. Лежу сцепив зубы, таращусь в черноту пещеры. Как воняло слизью шипаря, так и воняет, сыро и холодно. Кап да кап, и тишина. Потом снова кап-кап, точно молотом по голове. А вот где и куда капает, не поймёшь. Пить хочется. Рук не чувствую, ноги судорога выкручивает. Одна радость, голова болеть перестала.

Уткнулся носом в камушки, языком нащупал гальку, с третьей попытки отправил в рот. Камешек небольшой, гладкий, чуть солоноватый. Нашёл себе занятие, рассасываю. Не очень, но помогает, пить уже не так сильно хочется.

Лежу, глазею в черноту, а она смотрит на меня, глядит отовсюду. Вот такая у нас жизнь, ещё недавно был её хозяином, а сейчас валяюсь в пещере и ничего от меня не зависит. Наверное, отгулял своё, отбегался. Так и помру в пещере. И как-то мне совсем спокойно стало от таких мыслей. Окутало меня чем-то тёплым, ничего не болит, хорошо и уютно. Совсем не думаю кто меня сюда бросил, когда придут и куда утащат? И придут ли вообще? Чернота стала подругой, доброй, приветливой. Обнимает меня, я не сопротивляюсь, провалился в неё и уснул. Даже сон увидел. Купаюсь в ручье. Глубокий ручей, ноги от холода судорогой сводит. Загребаю воду одеревеневшими пальцами, пью, а напиться не могу. Набрал полные ладони холодной ключевой водицы, поднёс к губам, а тут как шарахнет. Я и не понял где бахнуло, во сне или наяву.

Ещё дважды тряхнуло пещеру, а потом стрелять начали. Постреляли чуток и всё стихло, но ненадолго. На верху три раза к ряду бахнуло. Да так сильно, что камни и песок посыпались. Не знаю радоваться или горевать? Если и прибили тех, кто меня связал, невелика помощь. Как выбираться? Лежу, слушаю. Про камушек что в рот положил, только сейчас и вспомнил. Языком пошарил, нет его, проглотил?

Сколько я так лежал сказать трудно. Наверное, долго, рук и ног совсем не чувствую, да ещё и затылок онемел. Меня то трясёт, то в жар бросает. Хотел перевалиться на другой бок, не получилось. Поплыла чернота перед глазами, полыхнула искорками и погасла.

* * *

— Живой? — Через гул в ушах и кляксы серых пятен перед глазами слышу растянутый голос. Тащат меня, волокут по камням. Руки болтаются как плети, ноги волочатся, обдираю пятки. Больно, значит не помер.

Стены из дикого камня, отовсюду свисают лохматые корни. Тоннель, пещера, непонятно что. Всё опутано паутиной, пахнет плесенью. А может, мне всё это только кажется?

— Держись Бродяга. — Шепчут в самое ухо.

— Потерпи. Уже близко. — Ещё один голос. Хрупкий, дрожащий. В нём, есть что-то знакомое, но вот что не могу вспомнить?

— Куда дальше? — Рычит тот, кто тащит меня за шиворот.

— Туда.

— Нет. Туда нельзя. Яма там. — Шипят очень близко. Этот голос я узнал, Рафат, гад, сволочь.

Что было дальше, помню немногое. Тусклый свет, что-то мокрое, холодное, громкие, растянутые голоса. Вертит меня, крутит, а потом, как-то разом всё затихло и успокоилось.

* * *

Тепло и уютно, потрескивает костерок, пахнет дымом. По щеке ползает букашка. Разбудила она меня, царапает колючими лапками. Открыл глаза, смотрю, таращусь в чёрные тучи и наглядеться не могу. Вроде бы и ничего радостного, хмуро, пасмурно, а мне хорошо. Радуюсь, что не в подземелье. Совсем не пугают тучи, да и прохладный ветерок что приносит запах гниющего мяса, тоже не настораживает. А надо бы задуматься, где я и почему лежу под открытым небом? А вдруг, это те что меня в пещеру бросили? Они и выволокли из подземелья.

— Привет. — Глядит на меня Кхала большими глазищами. Трогает мой лоб, гладит по щеке. Ладошка у неё тёплая. — Серёжа помоги. — Просит девка. Усадили меня, в голове всё перевернулось. Крутится мир перед глазами, тошнит. Повертелось и встало всё на свои места.

— Напугал ты нас. — Узнаю Серёгин голос. Говорит он, а лицо чужое. Губы разбиты, бровь рассечена, нос распух. Глядит на меня через узкие прорези глаз, улыбается. Не лицо, а сплошное месиво.

— А что я вам говорил? — Рядышком уселся Карлуха, лыбится мелкий, выставил напоказ кривые зубы, чешет голову. Шевелюра у него ещё та копна сена. Целёхонек Коротун, старые синяки пожелтели, а новых нет. Стало быть, и в этот раз дал дёру, успел сбежать. Глядит на меня с прищуром. — Живучий он. — Сообщил Карлуха. — Бродяга всех нас переживёт.

— Пей. — Кхала протянула деревянную плошку и поспешила объяснить. — Это лекарство. Пей, оно поможет.

— Где я? — Прошептал и осмотрелся. Небольшой костерок, угли трещат, тлеют. На траве помятый котелок, тряпка непонятного цвета. Высокие кусты, бурьян, заросли плюща. Сижу на надгробной плите, рядом ещё одна, за нею дыра в склеп. От увиденного мороз по коже. На кладбище я, на погосте.

— Ты чего. — Разволновался Серёга и вскочил. Стоит, осматривается, вертит головой во все стороны.

— Уходить нужно. — Прохрипел и не узнал свой голос. Содержимое плошки выплеснулось на штаны. Пальцы как чужие, ничего в них не держится.

— Тихо-тихо. — Заспешила Кхала, присела рядом приобняла. — Всё хорошо. Здесь, мы в безопасности. В эти места, ещё долго зверь не сунется, а люди и подавно.

— Ага. Бояться нечего. — Подтвердил Карлуха. — Ты Бродяга не дёргайся. Она за нас. И этот тоже. — Коротун скосил взгляд. — Это страшилище Рафатом кличут. Он указал где тебя искать.

— Гад. Сволочь. — Выругался чужим голосом. В горле першит, грудь болит, воздуха не хватает. Гляжу на бородатого, а он на меня зырит. По виду старый дед. Борода, усы, брови срослись. Лохматый и грязный. Одёжка сильно поизносилась. Чёрная куртка порвана, кусками висят лоскуты. Штаны с дырами, коленки торчат. Ботинки высокие, шнурки в узлах. Морда давно не мытая, глаза красные, воспалённые, глядит на меня и ухмыляется гадёныш.

— Вот. — Бородатый взял котелок. Руки грязные, в ссадинах и царапинах. Сунул мутное варево мне под нос. — Пей. Мозги проясняться. Мне помогло.

— Хлебни целебного зелья. — Присоветовал Серёга. — Не водка конечно, но тоже лечит.