Кошка Белого Графа - Кира Калинина

— Ах, — воскликнула принцесса, — сегодня вышла такая неприятность!

Крохотное недоразумение, незначительный курьез — так это звучало в ее изложении.

Граф отнесся к рассказу легко. Заметил лишь, что вечерами хорошеньким барышням и хорошеньким кошкам не стоит гулять в одиночестве.

Но легкость эта была внешняя. Я заметила, как при имени принца Гюнтера у него на миг прервалось дыхание и глаза потемнели.

— Ваше высочество не будет против, если мы с Белкой прогуляемся по старой памяти? — спросил Даниш, прежде чем раскланяться.

— Что вы! — принцесса улыбнулась. — Я помню, что ей нужно бывать на воздухе. Уверена, с вами Белочка будет в полной безопасности.

Мы с графом шли по дворцу, как по гостевому дому в Лейре — я у его ноги, но все встречные смотрели не на меня, а на Даниша. По коридорам бежали шепотки:

— Белый Граф… вернулся…

— Рыжий, как летом…

— Что с ним? Что с его силой?

— Так вот почему с зимой нынче сладу нет…

Даниш беззаботно раскланивался со знакомыми, однако в разговоры не вступал.

Едва мы вышли в парк, он стал мрачнее дождливого дня и сразу свернул с дорожек в послушно расступившиеся сугробы. Редкими крупными хлопьями падал снег, в отдалении скребли лопаты.

— В юности я состоял в свите Альрика, тогда наследного принца, — заговорил граф. — Это наша фамильная привилегия и обязанность. А летом моему брату Карстену исполнилось семнадцать и он вошел в свиту принца Гюнтера.

Между нами установилась связь — и передо мной появился второй, призрачный Рауд Даниш. Он шел мне навстречу, но расстояние между нами не сокращалось. Губы призрака двигались в такт шагам настоящего Даниша:

— Это была идея Альрика. Окружить Гюнтера приличными молодыми людьми в надежде, что он бросит свои выходки. Кончилось тем, что Карстен вступился за барышню, которую Гюнтер пытался затащить в свою карету, вызвал его на дуэль и ранил в руку. Символическая царапина. Но он пролил королевскую кровь. При свидетелях. Дворянину за это полагается тюрьма. В дополнение Гюнтер потребовал наказать Карстена по старому вайнскому праву, то есть отрубить руку, которая нанесла урон члену правящей семьи. Мне очень дорого стоило вызволить его…

"Это стоило вам силы".

На это граф не ответил. Повернулся и присел передо мной на корточки.

— Теперь ты знаешь, кому перешла дорогу. Прошу, оставайся рядом с принцессой, не отходи от нее ни на шаг. — Он глубоко вздохнул. — Ты хотела мне что-то сказать?

"Мы можем поговорить в снежном шаре?"

— Можем. Только мне надо где-нибудь сесть.

Он встал и огляделся.

"Если вам трудно, не стоит!"

— Мне не трудно. Там, за лиственницами, есть беседка.

Небольшое круглое сооружение больше походило на снежный дом гобров, чем на место летнего отдыха, даже вход замело — остался лишь крошечный провал впору кошке. Граф раздвинул снежный покров, как полы занавеса. Затем очистил себе скамейку и достал из кармана знакомый мешочек.

Миг — и мы оба оказались у расписной избушки.

Я вздохнула полной грудью, провела руками по волосам, с наслаждением ощущая каждую частицу своего человеческого тела. Граф наблюдал за мной, и мрачная мина на его лице сменилась улыбкой.

— Не смейтесь, ваше сиятельство!

Но мне и самой против воли стало смешно.

— Надоело быть кошкой, — объяснила ему. — На меня уже коты засматриваются.

— Ты очень красивая кошка, — Даниш скользнул по мне взглядом.

Мужчины часто так делают, и я знаю особый блеск, которым загораются в этот момент их глаза.

В глазах Даниша прыгали солнечные зайчики. Добродушное веселье — ничего больше.

И правда, не дело графу проявлять интерес к "крестьянке".

— Никогда не встречал оборотней, которые становились бы снежными кошками, — добавил он.

— Я не снежная, не белая и не пушистая. Я была чернее сажи, и дома меня звали Ночкой.

Признаться, я скучала по своей родной шубке — и во дворце она была бы сподручнее.

— Не представляю тебя черной, — заметил граф. — Покажи.

— Как? — растерялась я, почти ожидая, что он, как Кавалер, потребует: "Чувствуй в меня!"

Но граф сказал:

— Богиня поделилась с тобой частицей дара, а я поделюсь силой. Позволишь?

Он взял мою ладонь, и я ощутила тепло и силу его руки так, словно мы оба были здесь во плоти.

— Представь, что видишь себя во сне. Попробуй.

Я не знала, что делать и просто вспомнила свое отражение в зеркале — гибкий черный силуэт с атласно блестящей шерсткой. Потом вообразила, как бегу от домика с расписными ставнями к елкам в белых шалях…

И это случилось! Из снега слепилась кошка и потрусила по свежей пороше, на ходу окрасившись в темный цвет.

В душе вспыхнул детский восторг.

— Тоже очень красивая, — вежливо заметил граф.

Он стоял сбоку, очень близко, направляя мою руку — в пальцах струилось тепло, а кончики, наоборот, покалывало морозными иглами.

— Но не такая, как на самом деле!

Теперь я увидела свое творение его глазами: комковатое тело, скорее коричнево-серое, чем черное — уродец, да и только! И почему-то ощутила жгучую обиду. Я хотела показать ему другую Карин. Хотела… понравиться? Какая глупость!

Я отняла руку, и кошка рассыпалась снежной пылью.

Что вообще на меня нашло?

В сказочной ловушке все было, как всегда. Стеклянная синева над головой, теплый снег под ногами, белые хлопья, тающие в воздухе. И я вроде них: вишу между небом и землей, между былью и небылью — то ли живу, то ли снюсь сама себе, а время между тем идет. Еще неделя-другая, и мое тело будет не вернуть.

— Она здесь! Ведьма, которая меня околдовала. Помните, я вам говорила?

И быстро пересказала Данишу подробности визита госпожи Хьяри к ее величеству.

— Зелья от мигрени, — нахмурился он. — Ты уверена, что это та самая колдунья?

Еще бы я не была уверена!

Рауд Даниш ненадолго задумался.

— Я выясню о ней, что смогу. А для тебя поручение остается прежним. Приглядывай за Камелией и принцем Фьюго. Герцога Клогг-Скраппа тоже из-под присмотра не выпускай. И постарайся ни во что не впутаться. На днях я зайду за тобой. Прогуляемся в город.

— Зачем? — спросила я.

— Ты же хотела встретиться с моим наставником.

Появление Белого Графа на заседании Королевского Собрания произвело действие разорвавшегося заряда с картечью. Советники всех рангов, министры, посланцы наместников провинций всполошились, как кумушки: