Там, где нас не ждут - Юрий Москаленко

Занятие «танцами» стало в последнее время захватывать меня: связки из атакующих приемов плавно перетекали в защитные неприступные, скорость выполнения, с разрешения наставника, возросла, а знания, полученные мной от прежних носителей навыков, постепенно вплетались в движения, показываемые Хэрном, существенно дополняя их и делая совершенными. Наблюдательный канн и это заметил, и целый вечер пытал меня, где я учился кинжальному бою и к какой школе он относится. Что я мог сказать? Вот и делал умные глаза, хвастаясь, что все додумываю сам. В этом была толика правды — я и в самом деле долго обдумывал те или иные приемы, возможности их улучшения и вплетения в свой собственный комплекс защиты и нападения. Учебные бои мы не проводили: Хэрн очень боялся меня поранить, а использовать деревянные имитаторы не хотел, объясняя свое решение тем, что при работе с пустышкой и к бою относишься соответственно, и требуя налегать на теорию, совмещенную с практикой, в виде отработки комплексов.

Он категорически, в ультимативной форме, потребовал от меня убрать свой черный кинжал (о причинах такого решения обещал рассказать потом), и теперь я ношу на поясе два подарка военных. Кстати, видели мы их по новой, но об этом позже. Свой черный клинок я не убрал, более того: потребовал изготовить мне сбрую, чтобы цеплять кинжал за спину, рукоятью вниз. Так теперь и хожу, привыкая к дополнительной нагрузке, в буквальном смысле весь обвешанный железом.

Вторая песня души — это шест или, как упорно продолжает называть Хэрн эту длинную палку, копье. Я уже обмолвился ранее о том, что мне подарили шест, теперь же, коротко — откуда он взялся.

В первый день нашего знакомства я обратил внимание, как ласково Хэрн гладил листья «железного дерева» под ковриком. А когда на следующий день он рассмотрел палки очага, чуть ли не застонал. Я удивился, конечно, но лезть в душу не стал: захочет — сам расскажет, что к чему.

В этот же день мы пошли в лес за ягодами, фруктами и проверить силки. Каково же было мое удивление, когда Хэрн, сбросив с плеч мешок и ни на что не обращая внимания, чуть ли не на карачках побежал к «железному панку». Упав на колени и прижавшись лбом к стволу, он в голос орал хвалебные речи богам за возможность встречи с каким-то Талом.

Я собрал ягоды и фрукты, выпутал из петель очередных фазанов, а Хэрн так и не думал подниматься с колен. Он плакал и смеялся одновременно, и меня снова и снова накрывала волна счастья, и если бы не такой своевременный мой приказ ему держать эмоции в узде, то я бы уже захлебнулся от чужого экстаза. С трудом отодрав Хэрна от дерева, силой потащил его, упирающегося, и было у меня такое ощущение, что он ничего не соображает и ведет себя как одержимый. И снова приказ успокоиться, что и помог привести его в чувство.

Уже дома я узнал, что для каннов его племени Тал является священным деревом и за заботу о нем дарит прекрасные древки, которые невозможно ни перерубить, ни сжечь. Только лучшие из лучших воинов племени имели копья с такими древками, они передавались по наследству, а если продавались, то стоили целое состояние, даже на наши теперешние сбережения купить такое копье мы не смогли бы. Вот так номер!

И теперь каждое утро после гигиенических процедур наши экскременты заботливыми руками канна уносились в лес, ублажать еще одно местное божество. А через месяц Хэрн принес два прочных шеста — себе и мне. Когда я сказал, что он очень длинный и, наверное, тяжелый, Хэрн рассвирепел и ответил, что если ему сильно повезет, то его господин, может, и дорастет до того времени, когда шест ему станет мал, а сейчас, чтобы дурные слова не затрагивали доброго и щедрого Тала, начнется тренировка. И он съест свое ухо, если к концу этого года не сделает из одной бестолочи настоящего воина-канна.

И начался очередной круг ада, сопровождаемый множеством синяков и ушибов, ибо учил меня Хэрн, как учили и его самого: на боли, но ему было невдомек, что я теперь могу блокировать боль, спасибо занятиям магией. Желание отделать Хэрна меня просто жгло изнутри, заставляя действовать через боль. И вот вчера, спустя два месяца, во время очередного поединка, применив свой, лично разработанный прием, я очень чувствительно впечатал свой шест ему точно в солнечное сплетение. Он или от удивления, или от боли распахнул свои маленькие глазки до размера небольшого блюдца, а после повторного удара рухнул на колени, так и продолжая стоять с раскрытым ртом и судорожно делая попытки вдохнуть. Еле его откачал. И первое, что я от него услышал: «Теперь я спокоен — мне не придется есть свое ухо!»

Мы вместе уже почти заполнили тетрадь рисунками с изображением Хэрна с шестом и пояснениями к ним, но осталось еще очень много незафиксированного и у него, и я уже стал разрабатывать свое понятие о бое и копье. Бумага кончилась, и взять ее негде. Интенсивность тренировок возрастала, увеличивались нагрузки и продолжительность поединков, что сильно изматывало, работали на износ, а с сегодняшнего дня ко мне, несмотря на мой возраст и рост, стали относиться серьезно, и количество синяков и ушибов снова возросло в разы. Хэрн больше не сдерживался. Опять все по новой. Оставалось, стиснув зубы, совершенствовать защиту и блоки.

В таких условиях меня спасал защитный комплекс, а точнее, заклинание исцеления школы магии Жизни, вложенное в кольцо управления. Сколько раз оно буквально ставило меня на ноги после приветов Хэрнова шеста, теперь и не сосчитать, но взамен забирало порядочно внутренней энергии и маны.

Начинали и заканчивали занятие с шестом всегда одинаково: мы выполняли весь комплекс, разработанный Хэрном, делали это вместе, стараясь синхронно отработать нужные движения телом и шестом. Сначала получалось не очень, я часто сбивался, а теперь мы работали уже на скорость. Я наслаждался эйфорией успеха, было одновременно и тяжело и радостно.

Мои физические кондиции изменению не подверглись, все такой же худой и жилистый, но питание просто отличное, готовим по очереди и по обстоятельствам; что неудивительно — у меня получается намного лучше; канн косится, но ни о чем не спрашивает.

Проблемы с хлебом решил Хэрн: он из подаренной каким-то умником-купчиной пшеницы, или что тут вместо нее, готовит лепешки. Напечет их впрок — и прячет под шкуру монстра, а потом едим в течение недели свежие хлебобулочные изделия. Прекрасно!

Занятия магией выматывают не меньше, чем боевая работа с холодным оружием. Ежедневная прокачка личного колодца, совмещенная с купанием, дает заметный прирост маны и быстроту наполнения и восстановления сил. Постоянная работа с плетениями, что заложены в арбалетах и кубиках, позволила спокойно управлять ими и не терять сознание при перенапряжении и полной отдаче сил и маны. Я смог под руководством Хэрна создать свою первую руну, ею стало плетение «Контроль», позволяющее узнавать навыки собеседника; требовало оно мало маны и сил, наполнялось после срабатывания практически мгновенно, даже при моих скромных размере колодца и уровне силы.

Чем хороши руны — их можно заготавливать впрок, как консервы. Создал руну, напитал ее энергией и подвесил к колодцу: и подзаряжается, и всегда готова к применению. Но проблема в том, что рунные маги ущемлены в возможностях хранения готовых рун. Количество рун, которое маг способен держать на своем колодце, равняется его уровню. Смог маг первого уровня создать плетение пятого уровня магии Огня — значит, может прицепить к нему еще четыре дополнительных плетения той же школы. Но фишка в том, что если он начнет их применение сразу с заклинания пятого уровня, то остальные четыре ликвидируются и цеплять плетения можно, только соблюдая последовательность 5, 4, 3, 2, 1, по-другому никак. Маг второго уровня может таким образом держать десять — если, конечно, знает и, главное, — может использовать еще одно плетение пятого или последующих уровней. Тут главное, не путать понятия мага первого уровня и плетения первого уровня. Как говорил бобик, в мире практически нет магов личного уровня выше десятого, и плетения не применяют выше шестого. А это, при самом оптимистическом раскладе, не более шести десятков заклинаний на человека. Но ведь их все еще и подкармливать маной надо. Не каждый разумный это осилит.