В краю лесов - Томас Гарди

- Разве ты не хочешь снова стать счастливой? - спросил Мелбери, явно озабоченный происходящим больше, чем его дочь.

- Я не хочу еще больших унижений. Раз уж мне суждено страдать, я буду страдать молча.

- Но, Грейс, ты еще очень молода и не понимаешь, как далеко может зайти дело. Посмотри, что уже произошло. Из-за миссис Чармонд твой муж отказался от практики в Бедмуте. И хотя это еще не бог весть какая беда, но лучше бы и ее не было. Миссис Чармонд поступает так не из злого умысла, а по легкомыслию, и одно только слово, сказанное вовремя, может избавить тебя от больших неприятностей.

- Когда-то я любила ее, - дрогнувшим голосом проговорила Грейс, - а она и не подумала обо мне. Я не люблю ее больше. И пусть она делает что хочет, мне все равно.

- Нельзя так говорить, Грейс. Тебе было многое дано. Ты хорошо воспитана и образованна, стала женой ученого человека, из очень хорошей семьи. И ты должна быть счастлива.

- Нет, я не могу быть счастлива. Как бы я хотела, чтобы ничего этого не было! Зачем только меня учили в закрытой школе? Как бы я хотела быть такой, как Марти Саут! Я ненавижу господскую жизнь. Если бы я могла, как Марти, резать в лесу ветки для плетней!

- Кто тебе внушил эти мысли?! - спросил потрясенный отец.

- Образование принесло мне только страдания и невзгоды. Зачем, ну зачем ты послал меня учиться в эту школу? Отсюда все зло. Если бы я жила дома, я бы вышла замуж...

Грейс оборвала себя на полуслове и замолчала, и Мелбери увидел, что она едва сдерживает слезы.

Мелбери совсем расстроился.

- Что ты говоришь? Ты хотела бы жить здесь, в Хинтоке? Остаться деревенской девчонкой и ничему не учиться?

- Да, я никогда не была счастлива вдали от дома. У меня всегда болело сердце, когда ты отвозил меня в город после каникул. Какие это были горькие дни, когда я в январе возвращалась в школу. А вы оставались дома, среди лесов, - такие счастливые! Я часто спрашивала себя, почему я должна все это терпеть. В школе девочки относились ко мне презрительно, они знали, что мои родители небогатые и незнатные.

Бедного Мелбери очень обидела строптивость и неблагодарность дочери. Он уже давно с горечью понял, что нельзя было мешать юным сердцам; что он должен был помочь Грейс понять, кого она любит в действительности, и выдать ее замуж за Уинтерборна, как он раньше и хотел; но менее всего Мелбери ожидал, что Грейс страдает из-за того, что ее воспитали как благородную даму, - скольких денег и какого труда стоило ему это воспитание!

- Ну что же, - уныло проговорил он. - Не хочешь идти к миссис Чармонд не ходи. Я не собираюсь принуждать тебя.

Мелбери не мог ума приложить, как отвратить беду от дочери. Целыми днями сидел он у очага, погруженный в невеселые думы, рядом с ним на камине стоял кувшин сидра с рогом, надетым на горлышко. Всю неделю сочинял он послание главному обидчику, несколько раз переделывал, а потом вдруг скомкал его и бросил.

Февраль сменился мартом, и дровосеки стали возвращаться домой засветло. Весной по Большому и Малому Хинтоку поползли слухи о неурядицах в доме Мелбери.

Слухи основывались на догадках, ибо никто не знал истинного положения дел. Факты не утоляли любопытства; они намекали на существование определенных отношений между местным доктором и его высокородной пациенткой и одновременно затемняли их, и это вызывало всеобщие толки и пересуды. Вряд ли кто ожидал, что хинтокцы поведут себя, как добрые горожане из Ковентри[30], и будут мирно заниматься своими садами и рубкой леса в разгар столь захватывающих событий.

Как ни странно, слухи почти ничего не преувеличивали. Семье Грейс действительно угрожала беда, древняя, как мир, поразившая не одну семью; беда, которая исторгла плач Ариадны, явилась причиной ослушания Васти и гибели Эми Дадли[31]. Действительно, были встречи, случайные и умышленные, тайная переписка, внезапные угрызения совести с одной стороны, дурные предчувствия с другой. Таким бурным было душевное состояние этой заблудшей пары, что оно заглушало доводы здравого смысла. Решив следовать одним путем, они тут же сбивались на другой; гордая неприступность вдруг сменялась постыдным падением; ни один отчаянный шаг не был сделан намеренно и с расчетом; все совершалось вопреки рассудку.

Этого Мелбери ожидал и боялся, не ожидал он другого: что дело так скоро получит огласку. Что теперь предпринять? Самому идти к миссис Чармонд, раз уж Грейс так непреклонна? Он вспомнил про Уинтерборна и решил поговорить с ним, чувствуя настоятельную потребность посоветоваться с другом. Он совсем утратил веру в собственную рассудительность, на которую столько лет твердо полагался; теперь же его способность здраво рассуждать, как неверный друг, сбросивший маску, предстала перед ним ханжой и лгуньей. Он боялся даже высказать предположение о погоде, о том, какой теперь час, или о видах на урожай - так сильно он не доверял себе.

Одним промозглым весенним днем отправился он на поиски Джайлса. Лес точно покрылся холодной испариной, на каждом голом сучке и веточке висела прозрачная капля; низко стелилось тусклое, бесцветное небо; деревья расступались перед Мелбери, как серые бесплотные призраки, чья земная жизнь давно окончена. Мелбери последнее время редко видел Уинтерборна, однако знал, что тот живет в одинокой хижине за границей именья миссис Чармонд, но в пределах лесного края. Тощие ноги лесоторговца меряли сырую блеклую землю; взгляд скользил по мертвым прошлогодним листьям; и с уст время от времени срывалось односложное: "Да!" - в ответ на горькие размышления.

Вдруг внимание его привлек тонкий сизый дымок, вьющийся в кустах, вскоре стали слышны голоса и стук топоров; повернув на дымок, Мелбери чуть не столкнулся с Уинтерборном.

Мало кто знал, что Джайлс был сильно болен этой зимой; сейчас же после долгих месяцев недомогания и вынужденного досуга он, волей случая, стал одним из самых занятых людей в округе. Часто бывает, что, потеряв из виду друга, с которым стряслась беда, мы думаем найти его несчастным и чуть ли не голодающим, а находим вполне преуспевающего человека. Уинтерборн менее всего помышлял о выгодном деле, когда ему вдруг предложили большой заказ на поделку плетней. Он купил участок орешника и теперь трудился не покладая рук.