Танцуя с ветром - Мэри Джо Патни

— Да, раньше, так и было. Но сейчас удача изменили нам. Похититель ничем не выдал себя, и мне пришлось забираться в дома «Геллионов».

— Ты можешь объяснить, что именно ты разыскиваешь?

— Боюсь — нет. Я думаю, должно быть чисто эмоциональное ощущение того, что этот человек был близок к Кире. Я не ищу какой-то определенной вещи и поэтому не могу послать кого-то вместо себя. Понимаешь, я всегда могла зайти в дом или в магазин и определить, не заходила ли сюда Кира.

— Это потрясающе. А Кира может делать то же самое?

— Да, только у меня это получается немного лучше. Когда мы были детьми и зачитывались средневековыми романами, мы представляли себе, как одну из нас похитит злой принц. Кажется, наша игра обернулась ужасной реальностью. Тогда мы решили, что та из нас, которая будет похищена, будет все время думать о злодее и представлять себе мысленно его лицо, чтобы другая смогла его узнать.

Люсьен допил бренди и поставил бокал на место.

— Твои поиски дали какие-нибудь результаты? — спросил он.

— Почти никаких. Я точно выяснила, что большинство молодых «Геллионов» вне подозрения. Что касается «Апостолов», тут дело сложнее. Кажется, Кира была знакома почти со всеми и всех их терпеть не могла.

Кит начала медленно ходить по комнате.

— Я приехала в аббатство потому, что подозревала Харфорда. Во время бала в толпе я не смогла точно определить, виновен ли он, и согласилась пойти с ним в комнату. Там я почувствовала, что он знаком с Кирой, но не он ее похищал, и не он держит в заточении.

— А лорд Мэйс?

— Он один из главных подозреваемых. Но теперь я точно знаю, что Кира никогда не была в аббатстве. И в имении Чизвика она тоже не появлялась.

— Похититель мог спрятать ее в любом другом месте. Необязательно везти ее в свое имение.

— Ты прав. Вариантов очень много. У меня нет никаких улик, и я никому не могу предъявить обвинение. Эти люди слишком влиятельны. Но самое страшное — я чувствую, что времени осталось очень мало.

— Наше самое сильное оружие — это твоя эмоциональная связь с сестрой. Ее-то мы и должны использовать.

Кит почувствовала огромное облегчение. Люсьен был ее союзником! Как прекрасно он ее понимал, как верил в нее! Но интуиция подсказывала ей, что это было неспроста.

— Скажи, как тебе удалось так хорошо разобраться в психологии близнецов, — спросила она.

— Этот феномен мне всегда казался интересным, — ответил Люсьен, но взгляд его ускользал, и Кит не поверила ему.

— Скажи мне, Люсьен, ведь есть еще что-то? Лицо графа передернула судорога, а в глазах появилась щемящая тоска.

— Помнишь, я рассказывал тебе, что у меня была сестра, которая умерла в детстве? Элинор была не просто моей сестрой, она была моим близнецом.

Кит с изумлением посмотрела на него.

— Господи, так у тебя была сестра-близнец, и она умерла! Как же это можно перенести!

— Это было ужасно, — ответил Люсьен. Его привычное спокойствие исчезло, а на лице появилось мученическое выражение. — Тогда я почувствовал какую-то силу, разрывающую меня пополам.

Люсьен обнял девушку и спрятал лицо у нее на груди. Он дрожал всем телом, но не плакал. Может быть, если бы он мог исторгнуть хоть одну слезу, это было бы не так мучительно.

Кит нежно гладила его по волосам. Она догадалась, что он очень редко говорил о своем несчастья, а возможно, и не рассказывал о нем никому. Сейчас, Кит была в этом уверена, он захочет рассказать ей все. Когда Люсьен успокоился, она прошептала:

— Расскажи мне об Элинор.

Он медленно повернулся и встал с кровати.

— Линни была на полчаса моложе меня. Мне рассказывали, что, когда она родилась, доктор не надеялся, что она доживет до зари. Но она, ко всеобщему удивлению и радости, выжила. Конечно, мы не были полностью идентичны. Элинор была намного ниже ростом. Но все-таки мы были очень похожи. Просто всем казалось, что она года на два моложе меня.

Люсьен прошелся по комнате, неслышно ступая босыми ногами по толстому ковру.

— Все мои детские воспоминания связаны с ней. И они всегда радостные. Элинор всегда была такой тихой и спокойной, что казалась неземным созданием. Это не мешало ей быть умной, сообразительной и схватывать все на лету. Когда нам было что-то около пяти лет, ее няня сказала, что Элинор похожа на ангелочка и вряд ли долго останется на нашей грешной земле. Я поклялся доказать, что няня ошиблась, и был уверен, что смогу защитить Линни и не дам ей умереть. У меня было какое-то шестое чувство. Я всегда знал, когда ей грозила опасность. Когда она болела, я передавал ей свою энергию. Однажды я катался верхом и неожиданно понял, что нужно немедленно вернуться. Я влетел в комнату в тот миг, когда сестренка буквально падала с подоконника вниз, во двор, пытаясь выпустить птичку, залетевшую в комнату. — Люсьен слабо улыбнулся. — Она тоже всегда все знала обо мне. Однажды пони сбросил меня, и я лежал без сознания. Линни сразу привела отца прямо к тому месту. Окружающие считали, что из нас двоих главным был я. Но это было совсем не так. Линни всегда была очень тихой и спокойной, но характер у нее был сильный. Я никогда не мог ни в чем ей отказать. Иногда она начинала проказничать. И когда наступала расплата, я всегда старался взять всю вину на себя, ведь я был старшим братом. Линни это совсем не нравилось. Но тут уж я оставался тверд, поскольку не мог допустить, чтобы сестру наказывали.

Люсьен подошел к окну, отодвинул занавеску и вгляделся в ночную мглу.

— Я думал, что всегда смогу ее защитить, но это оказалось не так.

— Сколько тебе было лет, когда ты потерял ее?

— Одиннадцать.

Наступило молчание. Прошло много времени, прежде чем Люсьен смог прервать его.

— Родители баловали нас, но когда мне исполнилось девять лет, они настояли на том, чтобы я уехал учиться в Итон. Я умолял их оставить меня в Эшдауне вместе с Линни. Никогда не забуду, как нас разлучали. Нас буквально отрывали друг от друга, а мы оба бились в истерике. Родители были страшно огорчены, особенно мама, но я должен был стать в будущем графом Стрэтмором, а все Стрэтморы заканчивали Итон. Всю первую неделю в Итоне я плакал по ночам. Линни в Эшдауне — тоже. Мы каждый день писали друг другу, и я жил от письма до письма.

Кит содрогнулась при мысли о страданиях разлученных детей. Когда они с Кирой расстались, то, по крайней мере, были уже взрослыми.

— Ты привык, что рядом есть близкий человек, с которым можно поделиться и горем, и радостью. Так у всех близнецов. Наверное, поэтому ты так сильно привязался к своим друзьям в Итоне.

— Я никогда об этом не думал, — нахмурился Люсьен. — Но ты, наверное, права. С друзьями мне повезло. Сначала, через две недели после поступления в школу, я познакомился с Михаэлем. Он застал меня плачущим в темном углу капеллы. Почти каждый мальчишка стал бы дразнить меня. Но не Михаэль. Он только спросил меня, что случилось. Я рассказал, что скучаю по своей сестре. Михаэль подумал немного и предложил мне стать его названым братом. Своего родного старшего брата он считал последней скотиной. После этого моя жизнь в Итоне стала немного легче. Мы с Линни смирились с разлукой, хотя ни мне, ни ей это не нравилось. Сестре приходилось труднее, ведь у нее не появилось новых друзей, которые могли бы отвлечь ее от грустных мыслей. Когда я вернулся домой на каникулы, она так ослабла и похудела, что казалась прозрачной. Но ее дух был по-прежнему крепок. Линия напоминала пламя, которое горело слишком сильно.