Окруженец. Затерянный в 1941-м - Вадим Мельнюшкин

Нет, надо с этой архаровщиной завязывать.

"Аванта" уже подогнали, и теперь пристраивали за рулём труп немца с забинтованной головой и в ставшей привычной мне форме.

— Товарищ командир, — подскочил ко мне Крамской. — Может аккумулятор хоть снимем?

— Нельзя, с "опеля" сними.

— Так прострелили его.

— Значит не судьба. Точно хорошо сгорит, не опознают?

— Ни в жисть, настоящий огненный фугас будет.

— Хорошо, ловушка готова?

— Да, только пока не активировал, сверху пару трупов навалю.

— Гарантировано, местные или ещё кто не подорвётся?

— Нет, товарищ командир, они не дурные сюда лезть.

— Отлично, действуй по плану.

Похоже муравьи всё ценное собрали и отвинтили.

— Капитан, людей в деревню послали?

— Да, Калныш и четверо бойцов пошли. Только вряд ли местные решаться уйти.

— Тут уж мы сделать ничего не можем, хотя бы евреев уговорили. Сколько немцев всего было?

— Сорок девять. Эсэсовцев двадцать семь, остальные из гарнизона. Сейчас грузовики подойдут, погрузим трофеи, посадим Тихвинского с людьми и будем готовы к маршу.

— Ценного чего взяли?

— А то, гляньте.

Ого, первая снайперка у нас, хороший такой "маузер". Стоп, если есть снайпер, то и наблюдатель должен быть.

— Капитан, должен быть бинокль, надо найти.

— Нашли, вот держите.

Настоящий "Карл Цейсс" однако, сбылась мечта идиота. Жаль один.

— Почему один, три.

Похоже свои сожаления я высказал вслух. Это просто праздник какой-то!

— Эсэсовцы почти все с автоматами, похожими на ваш, с магазином вбок. Вот.

Да, похож, но не совсем.

— Это не "шмайсер", это "бергман" тридцать пятый. Неплохая должна быть машинка, только редкая, с ними под Вермахт не закосишь, зато у нас теперь эсэсовская форма есть. Кстати, из последней машины когда немцы выпрыгивали, вроде несколько в камуфляже были.

— Точно, шестеро. Снайпер, двое с какими-то странными пулемётами, а с троих других как раз бинокли и сняли. С гарнизонных взяли по большей части карабины, винтовки да один пулемёт, как у Иванова, с рожком.

— Тринадцатый, мой первый трофей?

— Ну да, только к этому два больших магазина и два маленьких.

Неплохо. Теперь на два у нас больше трёхсот патронов в одной зарядке.

— А что за странные пулемёты?

— Да вон они.

Правда странные. Ну-ка, как на вес? Лёгкий, килограммов пять-шесть. Магазин какой-то то куцый, меньше чем короткий к тринадцатому, всего на два десятка патронов наверное, с пистолетной рукояткой. А по маркировке что? Что такое wz.1928?

— Ну не знаю, на Браунинг американский похож, но рукоятки, как здесь, на том вроде нет. Магазинов таких много?

— Да, по десятку на штуку.

— Тогда вроде терпимо. А это что?

— Похоже на сменный ствол, но только один.

— Чудны дела твои. Это их камуфляж? — интересная одёжка, даже вроде как-то интересно называется, ах да — оскольчатый камуфляж.

— Да, поверх формы был одет. А почему они не в чёрном?

— Ну, так чёрный это как бы парадный что ли, хотя нет, они его и как повседневный носят, скажем так — сейчас они в полевом.

— А зачем тогда ещё и камуфляж?

— Наверно эти шестеро должны были перекрыть пути выхода из деревни. Три стрелка, три наблюдателя.

— Похоже.

А вот и грузовики наши подъехали — тот, что я с сапёрами сопровождал и второй, в котором Нефёдов с основной группой приехал.

— Где Тихвинский? — спросил я у водителя.

— Так он с тыловым дозором, как двинемся они впереди на мотоцикле и поедут.

Вот вроде и всё — теперь срочно мотать надо.

Неплохо бы начать зарядкой заниматься. После вчерашнего марша всё болит, особенно ноги. Причём, похоже, не я один хорошо погулял.

— Так, Леонид Михайлович, ещё раз и без лишней экспрессии пожалуйста.

— А что мне экспрессировать, посадил я их в яму, губы у меня нет, вот пусть в яме и сидят, похмеляются.

— Так из-за чего стрельба была?

— Из-за пьянки.

— Поссорились что ли, ранили кого?

— Нет, от переизбытка полноты чувств. Скучно им, баб нет, вот, решили пострелять.

— Про баб это они сказали?

— Про баб кто только не говорит. Ведь вроде весь день то с лопатой, то с топором… я только и думаю как выспаться, а эти кобели здоровые, тьфу.

— Понял, старшина, понял. Спиртное они откуда взяли?

— Да из той бочки сивухи, что ты давеча привёз, и ведь не дохнут от этой гадости гады.

— Чего, спирт совсем плохой?

— Говённый, я его углём берёзовым чищу, отвлёкся, они по котелку и зачерпнули.

— Ясно, что делать с ними будешь?

— Э нет, я их в яму посадил, тебе доложил, а дальше как Понтий Пилат.

— Хорошо, а сам бы что сделал?

— Выпорол.

— Вроде как телесные наказания официально отменены?

— А я бы неофициально, так что бы неделю на брюхе спали.

— Н-да, ладно посмотрим. Штаб собрался?

— Ага, сидят языками чешут, вместо того чтобы работать с личным составом, а мне отдувайся.

— Всё, Михалыч, хватит. Пошли совещаться. На завтрак что?

— Каша, гречневая, с мясом.

Каша была хороша, если бы мяса побольше, вообще бы цены ей не было. Чай снова был без чая. Странно, вроде упёр у немцев маленько.

— Чай я берегу, в лесу много чего полезного, пока есть возможность на травках подножных пересидим, — мысли старшина что ли читает, Гудини блин, хотя Гудини вроде из клеток в наручниках вылазил. А, Мессинг, Вервольф.

— Не факт, товарищ Кошка, что нам этот чаёк попить удастся.

— Что так?

— Ждёт нас дорога дальняя, а добро, что мы затарили, всё с собой не утащить. Потому, что можно съесть надо съесть, а что нельзя хотя бы понадкусывать.

— Думаете теперь за нас точно возьмутся?

— А вы, товарищ капитан, как считаете, что бы сделали наши, если бы в их тылу устроили засаду на спецотряд НКВД во главе с майором этого ведомства? То-то же, это даже не простого комбрига завалить. Блюме это креатура самого Гиммлера. Ну, вроде бы, меня они, как вы понимаете, на обед не звали. А теперь слушаю предложения. Начнём с младшего по званию — Байстрюк, ком цу мир, то бишь высказывайся.