Плата за красоту - Нора Робертс

– Нет. Ты возьмешь мои записи, возьмешь свои, Ричарда. Проведешь тесты, сравнишь. Не могли мы все ошибиться. Джованни, я сделала бы все сама, но это очень сложно. – Она вспомнила о разъяренном Райане, способном перевернуть вверх дном весь город, чтобы отыскать ее и статуэтки. – Да мои выводы никого и не убедят. Тут нужно объективное мнение. Я не могу доверить это никому, кроме тебя.

Она сжала его руку, отлично понимая, что играет на его дружеских чувствах, взывает к сочувствию. Но слезы, катившиеся из ее глаз, были искренними.

– От этого зависит моя репутация, Джованни. Моя работа. Моя жизнь, наконец!

Он тихо выругался и, тут же спохватившись, где находится, быстро перекрестился.

– Это лишь сделает тебя еще более несчастной.

– Дальше некуда. Ради дружбы, Джованни. Ради меня.

– Я сделаю то, о чем ты просишь. Она прикрыла глаза, сердце преисполнилось "благодарностью.

– Сегодня вечером, да?

– Чем скорее, тем лучше. Лаборатория несколько дней будет закрыта, так что никто ничего не узнает.

– Закрыта? Почему?

Джованни впервые за весь разговор улыбнулся.

– А потому, моя милая язычница, что наступает Страстная пятница. – Он, разумеется, вовсе не так намеревался провести выходные. Он вздохнул, толкнул ногой сумку. – Как мне с тобой связаться?

– Я сама тебя найду. – Она поцеловала его. – Grazie, Giovanni. Mille grazie[9]. Я перед тобой в неоплатном долгу.

– Отплатишь рассказом, в чем же, собственно, дело.

– Обязательно. Обещаю. Как же я рада, что повидалась с тобой. К сожалению, мне надо возвращаться… Завтра утром я тебе позвоню. Поаккуратнее с ними, – кивнула она на сумку. – Выйдешь минуты через две после меня. На всякий случай.

Она снова поцеловала его и пошла к выходу.

Миранда не смотрела по сторонам, поэтому она не видела стоящую в темноте фигуру, повернувшуюся лицом к фрескам с изображением сцен из дантовского ада.

Миранда не почувствовала ненависти и угрозы, исходящих от этого человека.

Просто все существо охватила какая-то странная тяжесть. На улице Миранда зажмурилась от бившего в глаза яркого солнца. Зная, что Райан ищет ее, она пошла в противоположную от гостиницы сторону – к реке.

Надо, чтобы они с Джованни были как можно дальше друг от друга в тот момент, когда ее отыщет Райан.

Она гуляла долго, хотелось успокоиться, подумать; смотрела на идущих в обнимку влюбленных. Джованни говорил, что романтика разлита в самом воздухе Флоренции, и Миранда только теперь вдруг это ощутила сама.

Она улыбнулась, потом вздохнула.

Она не создана для романтики, это совершенно очевидно. Единственный мужчина, который ее расшевелил, вернее было бы сказать, возбудил до крайности, оказался вором, для которого слово «мораль» было пустым звуком.

Одной лучше. Намного лучше. Она всегда одна. Она стояла у реки, любуясь последними лучами заходящего солнца. Когда за спиной яростно, нетерпеливо взревел мотор, она даже не удивилась. Он нашел ее. Она знала, что он найдет.

– Садись.

Миранда обернулась, увидела злое лицо и сверкавшие от бешенства глаза, обычно такие ласковые. Он был весь в черном, как и она, и восседал на синем мотоцикле. Ветер трепал его волосы. Он источал опасность и невероятную сексуальность.

– Спасибо, я пойду пешком.

– Садись, Миранда. Если я усажу тебя силой, тебе будет больно.

Если побежать, он, чего доброго, еще и задавит. Миранда беззаботно пожала плечами, подошла и села сзади него. Осторожно обхватила его за талию, чтобы сохранять равновесие.

Но когда он сорвался с места, как пуля, выпущенная из ружья, Миранда вцепилась в него намертво.

– Очевидно, мне все же следовало воспользоваться наручниками.

Промчавшись на сумасшедшей скорости, которая вполне соответствовала его настроению, по узким кривым улочкам, Райан остановил мотоцикл на Пьяццале-Микеланджело.

На эту площадку обычно приезжали, чтобы полюбоваться городом сверху, и здесь было достаточно уединенно, чтобы поговорить без помех.

Обычно площадь кишела торговцами, но они разошлись: день клонился к вечеру, а тучи, ползшие с запада, обещали сильную грозу.

– Слезай, – приказал он и подождал секунду, пока она разомкнет руки. Он специально гнал, чтобы как следует ее напугать.

– Ты ездишь, как ненормальный.

– Я наполовину итальянец, наполовину ирландец. Чего ты еще ожидала?

Райан слез и подтащил Миранду к парапету, откуда открывался вид на Флоренцию, лежащую словно в огромной чаше среди высоких холмов и сверкающую, как бриллиант. У фонтана бродили туристы, но, поскольку все они были японцами, Райан решил, что будет вполне безопасно устроить разнос на английском или итальянском. Он предпочел последний, как более страстный и выразительный.

– Где они?

– В безопасности.

– Я не спрашиваю «как они?», я спрашиваю «где?». Что ты с ними сделала?

– То, что посчитала разумным. Дождь собирается, – заметила Миранда. Молния, сверкнувшая в небе, была такой же внезапной и резкой, как боль, пронзившая живот. – Надо где-нибудь укрыться.

Он прижал ее к высокой стене и навалился всем телом.

– Я хочу вернуть их обратно, Миранда. Она посмотрела ему в глаза. Ей не хотелось звать на помощь. «Сама справлюсь», – решила Миранда.

– Они для тебя не представляют никакой ценности.

– Это я сам буду решать. Черт, я тебе доверял! Тут она разозлилась.

– Это, наверное, не ты запирал меня в твоей квартире?! – Она говорила тихим свистящим шепотом. – Не ты бросил меня во дворе, не сказав, куда и зачем идешь?! На этот раз первый шаг сделала я.

Он крепко стиснул ее, так что со стороны они были похожи на влюбленных, не замечающих ничего вокруг – ни красоты пейзажа, ни приближающегося дождя. Миранде стало трудно дышать.

– Какой же шаг ты сделала?

– Кое-что предприняла. Ты делаешь мне больно.

– Нет, еще не делаю. Ты отдала их кому-то. Твоей матери. Нет, – тут же передумал он, увидев ее взгляд. – Не матери. Ты по-прежнему надеешься убедить ее в том, что она обвинила тебя несправедливо. Какой-нибудь флорентийский дружок, доктор Джонс, у кого можно спрятать бронзу и заставить меня выйти из этого дела? Теперь я намерен получить обе. Вдали пророкотал гром.

– Я же тебе сказала, они в полной безопасности. Я все устроила. Я сделала так, как считала правильным.

– Да мне наплевать, что ты там считаешь!