Угольная крошка - Моника Кристенсен

Хансейд расправил плечи.

– Спасибо, Кнут. Ты настоящий друг. По гроб жизни будем тебе благодарны. И я, и Фрёйдис.

«Да она же все это время врала», – подумал Кнут и тут же пожалел о сказанном. Но слов уже было не вернуть. Он отвернулся, проходя мимо Хансейда. Дневник он засунул в карман куртки.

Губернатор сделала все, что могла, чтобы облегчить для Фрёйдис Хансейд процедуру допроса. Она предоставила в распоряжение следователей собственный кабинет с комфортабельным мягким уголком. Собственноручно принесла кофейник и вазочку с печеньем. Но затем удалилась вместе с Эриком Хансейдом в переговорную, оставив полицейских делать свою работу.

Неизвестно, осознавала ли эта всхлипывающая, на грани истерики женщина, что получила особое обхождение. Люнд Хаген не мог припомнить, чтобы он прежде допрашивал кого-нибудь, кто был настолько не в состоянии объясниться. Толку от этого было не много. Но им требовалось докопаться до сути тех странных записей, которые неохотно пересказал им Хансейд. Шеф КРИПОСа не показывал вида, но очень сердился на Кнута, который забрал дневник и снова отправился в шахту, не посоветовавшись с ним.

Мелум налил Фрёйдис кофе, пододвинул к ней печенье и заговорил негромко, сочувственным тоном:

– Мы знаем, что вам довелось пережить несколько ужасных часов.

Она всхлипнула и вытерла нос скомканным платком.

– К сожалению, мы вынуждены снова помучить вас расспросами. Поверьте, если бы это было возможно, мы бы не стали вас трогать.

Она издала долгий дрожащий вздох. И подняла глаза из-за длинной челки, которая нечесаными прядями укрывала лоб.

– Вы же наверняка понимаете, что вы наш единственный свидетель чрезвычайно важного события.

Она едва заметно кивнула.

Они заранее договорились, что начнут по-хорошему и что «добрым полицейским» будет Мелум.

– Возьмешь на себя для разнообразия эту роль, – сказал Люнд Хаген, перед тем как они зашли в кабинет. – Я, если честно, с ней просто не справлюсь. Для меня наслаждением будет силой вытрясти необходимую информацию из этой прожженной эгоистки.

– Уж не слишком ли ты суров, а? – Мелум сделался вдруг совершенно спокойным. Все давешнее нетерпение с него как рукой сняло. Лицо его приобрело безразличное расслабленное выражение хирурга.

Но Фрёйдис показалось, что она наконец-то может поговорить с понимающим человеком, который видит, какие муки ей пришлось испытать.

– Это было так ужасно, – срывающимся голосом поведала она. – Я не знала, что мне делать, как поступить…

«Меня сейчас стошнит, – подумал Люнд Хаген и опустил глаза, чтобы скрыть свое отвращение. – Если хоть в чем-то станешь отпираться, я схвачу тебя за пятки и шарахну головой о стену».

Но Мелум как будто пребывал в состоянии легкой медитации.

– Да, я могу вас понять, – мягко отозвался он. – Вы ведь всего лишь хотели немного проучить фру Бергерюд? Не так ли?

– Верно.

Уж не улыбка ли промелькнула у нее на губах?

– Мы обе входим в комитет по подготовке Праздника солнца. В тот вечер было заседание в бизнес-центре. Я подумала, что это ее напугает, послужит своего рода предостережением… Ну, если бензобак окажется пустым, когда она выйдет, чтобы завести машину.

– М-мм, – как кот мурлыкал Мелум. Он наклонился поближе к сжавшейся фигурке на другом конце стола. – И тут все покатилось к чертям. Такого развития событий вы, конечно, не могли предвидеть. Но вы – единственная, кто слышал, что Стейнар Ульсен сказал о своей дочери. Нам не терпится услышать, что еще вы можете нам рассказать. Только вы можете нам помочь.

– Рассказать еще?.. Вы это о чем? – она подняла голову и пристально посмотрела на них. Всхлипы и дрожь в голосе внезапно куда-то исчезли.

– Что-то еще, помимо того, что написано в вашем дневнике, – пояснил Мелум и взглянул на нее, как охотник на добычу.

Он взял ее за руку, но она вырвалась:

– Вы читали мой дневник?

В голове Люнда Хагена зазвучал сигнал тревоги. «Мы потеряли ее», – подумал он.

Фрёйдис на секунду замерла, а затем произнесла ровным голосом:

– В дневнике я писала всякую чушь. Свои фантазии. Понимаете, я больна. Мне хотелось привлечь к себе внимание Эрика. Вернуть его любовь. Заставить хоть немного считаться с собой. Но когда Ульсен загорелся, я была далеко.

Из глаз ее покатились слезы, лицо покраснело, и она снова начала всхлипывать, все сильнее и громче. Анна Лиза и Эрик вбежали в кабинет и остановили допрос.

Они сидели и ошарашено смотрели друг на друга. Все случилось так быстро. Ее вопли все еще эхом звучали в комнате. Фрёйдис под руки увели по коридору в направлении приемной.

– Юнас, ты должен ее остановить. Нельзя допустить, чтобы она уехала, пока мы не узнаем, что именно сказал Ульсен, – вставая, сказал Мелум.

Люнд Хаген ошеломленно покачал головой:

– Это черт знает, что такое. Ей наверняка известно больше, но…

– Никаких «но». Беги, останови их.

Люнд Хаген выбежал за дверь. В кабинете стало тихо. Мелум снова опустился в кресло. Он прекрасно слышал отчаянную перепалку в коридоре. Громкие рыдания и сердитые голоса. Звук торопливо приближающихся шагов. Первой в кабинет зашла губернатор, вслед за ней – Андреассен и Люнд Хаген.

– Ты позволил ей уехать? – вопрос был адресован Люнду Хагену.

– Разрешите вам напомнить, что формальную ответственность в этом деле несет на себе губернатор. Вы что, совсем с ума сошли? Мы же не можем пытать психически неуравновешенного человека? – щеки Анны Лизы от возбуждения покрылись красными пятнами, а голос срывался с официальной холодности к отчаянной злости.

Люнд Хаген стоял у нее за спиной и делал Мелуму предостерегающие знаки. Но тот и не думал прекращать:

– Вы – позволили – ей – уехать? Отвечайте!

– Ну, ну. Может, немного успокоимся все? – Андреассен пролез вперед и встал между Мелумом и губернатором. – Эрик увел Фрёйдис в переговорную, раз уж Люнд Хаген так настаивал. Но чего, собственно, вы хотите этим добиться? Как по мне, она совершенно больна. Неадекватная истеричка. Никогда не слышал подобных воплей. Нам здесь только этого не хватало. Тогда вообще никто не сможет работать.

Он повернулся к губернатору:

– Анна Лиза, вы присядьте. Сейчас все уладим. Мы тут все порядком устали. Давайте не будем ссориться.

Люнд Хаген закрыл дверь кабинета.

– Мы в КРИПОСе не мучаем людей потехи ради. Но в данный момент ситуация серьезней некуда. Наберитесь немного терпения и послушайте, что я скажу. Фрёйдис Хансейд – последняя, кто говорил со Стейнаром Ульсеном. Из последних сил, должно быть, превозмогая дичайшую боль, он смог рассказать кому-то, что он спрятал свою дочь в старой шахте. Это было последнее, что он сделал в своей жизни – попытался спасти дочь. К сожалению, его слова услышала Фрёйдис Хансейд. И она скрывала эту информацию почти сутки, потому что не хотела признаваться, что это она пробила дыру в бензобаке. Теперь вы понимаете? Эта особа, которую вам так жаль, готова допустить смерть маленькой девочки, только чтобы защитить себя.