Несекретные материалы - Дарья Донцова

– Послушай, – неожиданно позвалабольная, – как тебя зовут?

– Люба.

– Много получаешь тут?

– Сто долларов.

Больная соскочила с кровати и подбежала комне.

– Хочешь три тысячи баксов?

– Кто же не хочет, – резонноответила я.

– Тогда выведи меня отсюда по-быстрому.

Я отставила тряпку и глянула на девицу.Красный нос и набухшие веки без слов свидетельствовали, что их хозяйка совсемнедавно безутешно рыдала. Взлохмаченные волосы и бледные, трясущиеся губы. Впрочем,внешне производит впечатление совершенно здоровой, может, одна из сумасшедших,о которых предупреждал охранник? На всякий случай я отошла подальше.

– Спаси меня, – лихорадочнозабормотала девчонка, заламывая руки, – помоги убежать.

– Тут что, СИЗО? – изумиласья. – Вроде больница, дело добровольное, езжай себе домой, коли лечитьсяраздумала.

– Здесь хуже, чем тюрьма, –судорожно забормотала девица, – не выпустят, раз деньги за операциюзаплатили.

Я в изумлении уставилась на нее.

– Мне дали три тысячи баксов за ногу. Всетебе отдам, только выручи.

– Люди врачам платят, а у вас наоборот…

– Господи, – шепотом запричиталадевчонка, – тут Алке, что со мной приехала, ногу уже позавчера отрезали,как она орала, когда наркоз отошел. Господи! А сейчас плохо ей совсем,возможно, умрет…

– Может, нельзя было конечностьоставить, – осторожно пошла я на контакт, – гангрена небось илисаркома!

– Да нет, – снова шепотом крикнуладевчонка, – она ее продала, как и я. А теперь боюсь, боюсь, да не понятьтебе!

И правда, непонятно, ну ладно почка или глаз,теоретически можно представить, как такой орган пересаживают другому, но нога?

– Боже, боже, – не останавливаласьдевушка, – ты мой последний шанс, с утра Нина приходила, сказала, завтраоперация. После ужина обколют транквилизаторами, и прощай!

– Какая Нина? – отреагировала я назнакомое имя.

– Да та, кому ногу продала, ой,рассказывать все времени нет.

– Что я тебя, в ведре унесу?

– Давай халат и косынку, прикинусьуборщицей.

Ну хитрюга! Сама ускачет, а несчастнойсанитарке вломят по первое число.

Я подошла к тумбочке и вылила всю нетронутуютарелку с супом на кровать.

– Ты чего? – изумилась больная.

– Молчи, если хочешь убежать. Сидиспокойно, сейчас вернусь.

Охранник уставился на меня взглядом змеи.

– Убралась? Быстренько.

Я протянула ему одну из полученныхпятидесятирублевых купюр и прикинулась окончательной деревенщиной:

– Не побрезгуйте, дяденька!

Секьюрити секунду смотрел на бумажку, потомрасхохотался:

– Оставь себе, заработала. Но то, чтоподелиться хотела, – ценю. Ладно, ступай, замолвлю за тебя словечко.

– Сейчас вернусь.

– Зачем? – посерьезнел охранник.

– Больная из 20-й суп пролила, просилабелье сменить.

Мужик молча пошел в конец коридора, потомзаглянул в палату и дал добро.

– Давай беги, одна нога здесь, другаятам.

Я понеслась вниз. В каморке стояла каталка сбольшим мешком, набитым грязными простынями, она-то мне и нужна. Буквальночерез три минуты я вкатила ее в палату. Девчонка, нервно кусая губы, металасьперед окном.

– Что это?

Не отвечая, я вывалила из мешка окровавленныепростыни. Порывшись, нашла относительно чистый пододеяльник и ловко переменилабелье. Из оставшегося сформировала некое подобие человеческой фигуры и прикрылаодеялом. Получилось крайне правдоподобно – больная спит, накрывшись с головой:может, ей свет мешает или холодно!

Растопырив на каталке пустой грязный мешок,велела:

– Лезь!

Понятливая девица ужом юркнула внутрь, явоткнула туда же испачканное супом постельное белье. Оно высовывалось изгорловины, демонстрируя, что мешок набит грязным бельем.

Кряхтя, повезла тяжелую тележку по коридору.Испуганная девчонка вела себя идеально, лежала неподвижно.

– Ну и дурочка, – ласково укорилсекьюрити, наблюдая, как я пытаюсь затолкать сооружение в лифт, – в другойраз просто сними грязь да унеси, виданное ли дело, такую тележку ради однойсмены переть!

Чувствуя, как по спине бегут капли пота, ядоехала до парадного входа и нарвалась на другого охранника.

– С ума сошла, – заорал он, – кзаднему выходу давай, тут только для больных.

Пришлось разворачиваться и вновь пересекатьхолл. У черного входа стояло несколько каталок с точно такими же узлами. Яподергала дверь – заперто. Наклонившись к мешку, велела:

– Лежи смирно, не бойся, сейчас вернусь.

В каморке надела вновь часы, серьги и кольца,бросила в шкафчик халат и помчалась назад. Девчонка, кряхтя, вылезла из мешка.

– Чуть не задохнулась, –пожаловалась она.

Я надела на нее свою куртку, и, изображаяпосетительниц, мы двинулись к выходу.

«Вольво» мирно стоял у забора, довольно далекоот проходной. Увидав, как я отпираю переднюю дверь машины, девчонка напряглась,потом развернулась и понеслась по дороге. Я не торопясь села за руль. Никуда неденется – шоссе прямое как стрела, а по бокам глубокие, наполненные жидкойноябрьской грязью овраги.

Догнав споро бегущую дурочку, я приоткрылаокно и крикнула:

– Ну ты даешь, обещала три тысячи, атеперь удираешь в моей куртке!

– Нужны тебе мои деньги, –огрызнулась девчонка, не останавливаясь.

– До Москвы бежать будешь? – усмехнуласья. – Давай, давай, погляжу, на сколько твоей спортивной закалки хватит.

Минут через пять, тяжело дыша, беглянкаостановилась и затравленно пробормотала:

– Ладно, твоя взяла, делай со мной чтохочешь, только Нинке не отдавай, лучше сразу убей.