Лишь шаг до тебя - Элис Петерсон

– Вы уверены?

– Да, уверена.

– Ваш голос…

– Все нормально!

Она ждет.

– Ладно, да, я чуточку нервничаю.

– Скажите почему.

– Завтра у меня собеседование насчет работы. – Я объясняю, где и что, потом добавляю: – Вообще-то не так все серьезно ведь, не знаю, почему я так взвинчена.

Стефани кивает, не выдавая эмоций.

– Какие у вас физические ощущения?

Я тру ладони.

– Слегка потею, – шепчу я, словно кто-то может меня подслушать. – И у меня стеснение в груди, словно там что-то застряло. – Я стучу пальцами по грудной клетке. – Словно там застрял кусок мяса, который я плохо разжевала, и я его чувствую при каждом вдохе… Ой, мне трудно это описать.

– Вы хорошо это описали. Еще ощущение беспокойства. Абсолютно адекватная реакция на завтрашнее собеседование.

– Но ведь это не какая-то там престижная работа в Сити, правда? Всего лишь в маленьком кафе.

– Не скромничайте. Это шаг вперед; любые перемены заставляют нас нервничать. В этой жизни у нас нередко возникает опасная уверенность, что все должно нам даваться легко и просто. Но жизнь сложная штука. Бывают времена, когда мы неизбежно ощущаем тревогу, беспокойство или неопределенность. Собеседования при поступлении на работу – один из таких случаев.

«Я уверена, что Жан даст тебе работу», – сказала вчера по телефону мама, снова стараясь меня ободрить, но не понимая, какие обидные говорит она вещи.

Я кусаю губу и стараюсь не злиться.

– Вы нервничаете, и это хорошо, – вливает в меня оптимизм Стефани. – Вы сталкиваетесь с жизнью на ее условиях.

– Когда я стала учительницей в школе, знаете, что мне сказала мама?

Она качает головой.

– Она сказала: «Молодец, но я сомневаюсь, что на эту работу было много желающих».

Реакция у Стефани не такая, какую я надеялась увидеть. Мне хотелось, чтобы она ударила по столу ладонью и воскликнула: «Разве можно так говорить!»

Она же спокойно спрашивает:

– Вы боитесь сердиться?

– Нет, – отвечаю; внутри меня бурлит злость.

– Полли, ваша злость – это батарейка, в которой содержится электроэнергия для перемен. Не сдерживайте ее, пусть она толкает вас вперед.

Я хочу закричать, но не могу.

– Гнев не всегда негативная реакция. Не бойтесь его.

– Я не боюсь, – лгу я.

– Давайте снова посмотрим на вашу мать.

– Что бы я ни делала, все было плохо! Все!

Я вспоминаю тот вечер, когда я подслушала, как мама и папа говорили о Хьюго. В тот день мы в первый раз отвезли его в школу. Папа разозлился тогда из-за того, что мама отказалась выпить вина, чтобы успокоиться.

– «Трудно не любить Хьюго больше, чем ее», – говорю я Стефани, вспоминая мамины слова, которые больно меня ранили.

Я гляжу на Стефани.

– Я сидела на ступеньках лестницы, хотя должна была уже спать. Они разговаривали на кухне. Она сказала: «Трудно не любить Хьюго больше, чем ее», – повторяю я, даже не сознавая, что ношу с собой этот разговор больше двадцати лет. – Она не любит меня так, как любит Хьюго. Никогда не любила и не будет любить. Я всегда вызывала у нее разочарование. И вот я такая и получилась. Ни работы, ни перспективы, я ничто, зря занимаю место на этом свете…

Я замолкаю, колеблюсь.

– Тут больше никого нет, – говорит она, словно читает мои мысли.

Я кричу, потом кричу еще и начинаю рыдать.

– Знаете, мама хотела, чтобы я вернулась в Норфолк. – Я вытираю глаза, мне хочется, чтобы у меня не было этих эмоций, отравляющих меня изнутри. – Ей ужасно не нравится, что я живу у тети Вив, но это не имеет ко мне никакого отношения, это ее ревность, ее недовольство. Она терпит тетю Вив, но до сих пор не простила ее. Ей страшно не нравится, что мы так близки. Тетя Вив сполна заплатила за то, что совершила. Ее не простила даже бабушка Сью. А я всегда думала, что родительская любовь всегда слепая и самоотверженная, что она все прощает.

– Вы не вернетесь домой?

– Ни за что.

– Почему?

– Потому что там начались все мои проблемы, – отвечаю я, даже не сознавая, что всегда это чувствовала. Я достаю из пачки еще один одноразовый платок. – Вы можете мне помочь?

– Вы сами стали это делать.

– Когда все это уйдет, вся боль?

– Вы не сможете избавиться от нее силой, Полли. Вам надо дать себе время, ведь мы только что начали занятия. Нам надо работать изнутри. Вы цепляетесь за многие вещи из вашего детства. Пора избавиться от них. Сегодня вы поступили правильно.

– Мама называла Мэтью «тот человек». Она была права насчет его, но я, конечно, не желала ничего слушать. Мне казалось, я люблю его. Вам знакомо чувство опьянения кем-то? – Я закрываю глаза, улыбаюсь. – Оно даже лучше, чем секс. Первые недели были окутаны розовым сиянием, сладким предвкушением. Я хочу испытать его снова, но с тем мужчиной, который мне нужен. Хочу ощутить себя живой. Сейчас я мертвая внутри, я банкрот. – Я открываю глаза. – Без спиртного мне было негде скрывать эти чувства.

– Их не надо было скрывать от себя. Надо было их осознать, признать. Это болезненно, но изменения приходят через страдание. Вы можете быть счастливы. Ничто не мешает вам встретить кого-то и снова влюбиться. Вы можете испытать эти чувства, но я часто даю своим клиентам такой совет: никаких близких отношений в первый год лечения. Прежде всего вам надо укрепить близкие отношения с собой.

– Вот это меня пугает.

– Что это?

– Я боюсь выяснить, кто я такая.

Суббота. Утро. Сегодня Джейни возвращается из свадебной поездки. А я все-таки решила встретиться с Мэтью.

Джим открывает дверь, и Луи врывается в квартиру и бежит к Мэйси. На той голубое бархатное платье и шерстяные колготки, она делает себе перед зеркалом модную прическу – всклокоченные волосы. Увидев Луи, она хватает его за руку:

– Я хочу тебе кое-что показать!

– Джим, спасибо огромное, что он побудет у тебя. Я вернусь часа через два.

– Напомни мне, куда ты идешь?

– На встречу с подругой, – говорю я, берясь за старое, но иногда ведь мы вынуждены прибегать к безобидной лжи. – У нее был трудный период, и нам неловко будет говорить при…

– Конечно. Я сам не могу разговаривать, когда рядом мелюзга. Кстати, мне показалось, что Бен был вчера несколько странным.

– Странным?

– Да, подавленным. Что-то случилось, о чем я не знаю?