Победитель, или В плену любви - Элизабет Чедвик (Англия)

На другом конце поля ле Буше, наклонившись, повернул своего гнедого и, без предупреждения пришпорив его, помчался через ристалище грохочущим галопом. Будучи недостаточно опытным воином, Александр понимал, что ле Буше приобретает первое преимущество, значительно больший импульс. Если копье попадет правильно, тогда Александр будет или вышиблен из седла, или пронзен, как птичка на вертеле.

В самый последний момент, когда все, что заполняло поле зрения, был надвигающийся всадник, Александр дернул правый повод. Конец копья ле Буше ударил в щит, но задел только край, так как основная сила удара была смягчена внезапным изменением позиции Самсона. Конечно, собственный ответ Александра был той же монетой, не более чем символическое касание копья по щиту, но по крайней мере он достиг дальнего конца ристалища с противоположной стороны, и к тому же ле Буше утратил преимущество в скорости.

Александр крикнул Самсону в ухо и ударил его пятками. Черный жеребец бросился вперед на гнедого коня ле Буше. Крики одобрения немногочисленных зрителей заполнили воздух, хотя и остались не замеченными сражающимися.

Александр держал низко конец копья таким образом, чтобы хорошо видеть цель. Теперь он поднял его, мгновенно прицелился и вложил в удар всю силу. На этот раз ле Буше едва удержался в седле, невольный болезненный вскрик слился с грохотом тяжко сотрясенного щита.

Наконечник копья Александра скользнул по щиту, и древко сломалось от напряжения. Когда он подскакал на край поля и наклонился, Осгар подбежал и преподнес ему свежее копье.

— Давай! — попросил он, блестя маленькими глазками. — За Харви, добей ублюдка!

Александр развернул Самсона и вновь рванулся вперед на ле Буше. Предшествующие два удара дали ему повод верить, что он мог действительно спастись. А на другом конце поля взбешенный Удо ле Буше представлял себе, что может проиграть и таким образом стать объектом насмешек для молодежи из свиты анжуйских принцев. Он ударил шпорами в бока своего коня и с воинственным рыком приготовился встретить соперника.

Свирепый треск копий по щитам раздался в ночи. Оба коня от натиска присели на задние ноги, и оба всадника были сброшены. Александр ударился о землю, воздух покинул его легкие, его рука под щитом полностью онемела. Ему хотелось просто лежать там, где он упал, и позволить миру уйти, но он знал, что должен встать, пока у него было преимущество. Ле Буше, крупный и тяжелый мужчина, должен был приземлиться с большим ударом.

Александр с трудом встал на колени, затем, шатаясь, разогнул ноги, одновременно вытаскивая меч.

Ле Буше лежал неподвижно, раскинув руки. Александр осторожно обошел его, опасаясь любых внезапных движений, но рыцарь оставался неподвижным, как труп. Александр начал думать, что убил его. Концом своего сапога он ткнул ле Буше, и когда рыцарь не ответил, наклонился, чтобы перевернуть его.

Ле Буше вдруг зашевелился и прыгнул на Александра с внезапной львиной силой, сжимая меч в руке. Александр поджал колени и ударил вверх, направляя жесткий удар в ребра ле Буше, но рука, болевшая от удара щитом, все еще плохо действовала, и он не смог сокрушить одетого в кольчугу рыцаря, грозно нависающего над ним.

— Сдавайся, — прорычал Удо ле Буше, схватив Александра за горло.

— Никогда… — Но Александр задыхался, перед его глазами гасли черные звезды, пока он боролся за дыхание.

— Сдавайся, — повторил ле Буше.

— Никогда!

Давление нарастало, и вдруг не осталось никакого дыхания, никаких сил сопротивляться. Никакого воздуха, даже для собственной жизни, и он почувствовал, как скользит в темноту. Только очень смутно он осознавал горящее ощущение в горле, когда шнур золотого креста с аметистами разорвался.

— Все, — торжествующе воскликнул ле Буше. — Я требую все!

Александр открыл глаза под натянутым холстом и на мгновение почувствовал себя затерянным в какой-то общей неразберихе. А его левое плечо будто окаменело и так болело, что он едва мог шевелить им, и было больно дышать. Очень осторожно он сел и осмотрелся в шатре — точно так же, как несколькими днями раньше Харви, и также уповал увидеть Манди, всегда заботившуюся о них. В пустой постели рядом с ним лежали пара женских чулок и ослепительно-зеленая шелковая подвязка вместе с двумя чашками, содержащими какую-то пахучую смесь, вероятно лекарство.

Память возвращалась отрывками. Он вспомнил, как его привел сюда после катастрофического поединка прошедшей ночью дружелюбный, но ругающийся Осгар.

— Вы должны были подумать лучше, прежде чем попадаться на старую хитрость этой дохлой собаки, — сказал Осгар пренебрежительно. — Христос знает, что Харви хорошо учил вас.

— Но я подумал, что он мертв, — простонал Александр.

— Эге, хорошо, что вам повезло.

Александр скривился. Он не чувствовал особенного везения в этот момент, сохранив себе жизнь, но быть далеко не живым и без необходимых средств для жизни.

Элис просунула голову в вырез палатки.

— Ах, вы проснулись, — сказала она и исчезла. Он услышал, как она зовет Осгара, и в следующий момент толстый рыцарь появился, неся Элис на плече. На нем была кольчуга, меч на его бедре; и снаружи Александр мог услышать звуки снимающегося лагеря.

— Мы меняем позицию, — сказал Осгар, махнув через плечо. — Я должен быстро собраться.

Уперев руки в бока, он пытливо изучал Александра.

— Вы были настоящим дураком, не правда ли? Христос, ле Буше был бы вашим вчера вечером, если бы только вы получше использовали мозги, которые Бог дал вам.

— Я знаю, не надо сыпать соль на раны.

— Ха! Если бы не моя щедрость, вы спали бы на открытом воздухе вчера вечером, вы, глупый щенок. Все ваши средства теперь у этой свиньи.

Покачав головой, Осгар продвинулся дальше в палатку и протянул Александру расшитую золотом кожаную перевязь для меча, которая была когда-то подарена Джоном Маршаллом, и спрятанный в ножны кованый меч из Лаву.

— Вы должны мне десять марок, — сказал Осгар просто. — Мне захотелось выкупить это у ле Буше. Бог знает почему. Я, наверное, был пьян.

Он провел указательным пальцем под носом, отказываясь от любых теплых чувств.

— Берите, заплатите мне, когда сможете. Давайте, пока я не передумал, — добавил он, покраснев под удивленным взглядом Александра.

— Я не знаю, что и сказать; просто поблагодарить вас не кажется мне достаточным.

Александр взял перевязь и ножны, его пальцы сплелись вокруг гибкой кожи подобно тому, как утопающий хватается за лонжерон судна.

— Вот и нечего говорить, — грубо ответил Осгар. — Это — не подарок.

Александр кивнул и наклонился. Он застегнул перевязь поверх стеганого гамбезона, в котором он спал, и немедленно почувствовал себя менее обнаженным.

— Вы говорите, что лагерь снимается?