Тайны летней ночи - Лиза Клейпас

— Не уходи, — попросил он, улыбаясь. — Не хочешь же ты пропустить лучшую часть! — И медленно подмял ее под себя, не переставая ласкать. — Милая, я не причиню тебе боли… позволь мне подарить тебе наслаждение… впусти меня…

Он перемежал шепот поцелуями и ласками, потихоньку спускаясь все ниже. К тому времени, как его голова оказалась у самого треугольника внизу ее живота, Аннабел уже громко стонала. Его губы нашли ее плоть, пробрались в туго свернутые лепестки, а язык стал обводить набухшую горошинку. Такого Аннабел не ожидала. В глазах все поплыло… казалось, она в океане теней и света и утонченного, изысканного наслаждения. Она ничего не могла от него скрыть. Ничего не могла сделать. Только отдаться требовательным губам, дающим нечестивый восторг ее пробуждающейся плоти. Он сосредоточился на сердцевине ее женственности и продолжал лизать, нежно, настойчиво, пока блаженство не стало невыносимым. Пока бедра не поднялись независимо от ее воли. Пока не загорелась кровь.

Извиваясь в конвульсиях экстаза, она громко закричала.

Лизнув ее истомленную плоть в последний раз, Саймон приподнялся и широко развел ее безвольные бедра. Напряженный стержень, подрагивая, ткнулся в заветные врата. Глядя в затуманенное лицо, Саймон осторожно пригладил влажные от пота пряди. Губы ее дрогнули. Аннабел нерешительно улыбнулась.

— Я совсем забыла о своем банковском счете, — объявила она, и он тихо засмеялся.

Он провел пальцем по ее лбу в том месте, где тонкая кожа переходила в блестящие волосы.

— Бедняжка Аннабел…

Давление между бедрами усиливалось, возвещая о наступлении боли.

— Боюсь, следующая часть будет не такой приятной. По крайней мере для тебя.

— Мне все равно… я… я так рада, что это ты.

Вне всякого сомнения, странное признание для новобрачной в первую ночь, но Саймон счастливо вздохнул и что-то прошептал ей на ухо, прежде чем пробиться через никем не тронутую плоть. Аннабел вынуждала себя лежать неподвижно, несмотря на инстинктивное желание вырваться.

— Милая…

Дыхание его стало прерывистым, но он старался не спешить, борясь с нараставшим желанием.

— Да… так… так… еще немного…

Он снова подался вперед и снова замер.

— Еще немного…

Он постепенно продвигался вперед, заставляя ее тело принять его…

— Еще…

— Сколько еще? — охнула она.

Он был слишком тверд, давление было слишком сильным, а ощущения становились все неприятнее. Саймон стиснул зубы в нечеловеческом усилии.

— Я уже на полпути, — выдавил он с извиняющимися нотками в голосе.

— На пол… — начала протестовать Аннабел, но тут же поморщилась при новом вторжении. — О, это невозможно… я не смогу, не смогу…

Но он продолжал упорствовать, успокаивая боль руками и губами. Постепенно ей стало легче, только между бедрами все еще горело и саднило. Долгий вздох сорвался с губ, когда Аннабел ощутила, как ее девственная плоть поддается, вбирая его, смиряясь перед неизбежностью овладения. Спина Саймона была массой напряженных мышц, живот — тверд, как розовое дерево. Оставаясь в ней, он застонал, дрожа.

— Ты такая тесная, — прохрипел он.

— Я… я… мне очень жаль…

— Нет-нет, — выдавил он. — Не нужно ни о чем жалеть. О Господи…

Его язык слегка заплетался, словно Саймон был пьян от наслаждения.

Они изучали друг друга: удовлетворенный взгляд встретился с горящим желанием. Ощущение чуда снизошло на Аннабел, едва она поняла, как беспочвенны были ее ожидания. Она была так уверена, что Саймон воспользуется этой возможностью, чтобы утвердить себя ее хозяином, но он проявил бесконечное терпение. Исполненная благодарности, она обвила его шею, поцеловала, проникнув языком в его рот, и провела ладонями по спине, твердым контурам ягодиц в застенчивом ободрении, словно побуждая войти еще глубже. Эта робкая ласка, похоже, лишила его остатков самообладания. С жадным рычанием он стал вонзаться в нее, трепеща от усилий быть помягче. Сила разрядки почти подбросила его в воздух. Слепящие молнии разорвались перед глазами. Зарывшись лицом в разбросанные по подушке волосы Аннабел, он в последний раз погрузился в медовый сок любви.

Прошло немало времени, прежде чем безумное напряжение покинуло его. Он осторожно вышел из Аннабел, и та снова поежилась от легкой боли. Поняв, что она сейчас испытывает, он легко погладил ее по бедру, словно утешая.

— Я готов никогда больше не покидать этой постели, — пробормотал он, укладывая ее голову себе на плечо.

— Невозможно, — в полудреме пробормотала Аннабел. — Завтра мы едем в Париж. Не позволю лишить себя обещанного медового месяца.

— О нет, сладкая моя, — улыбнулся он, целуя спутанные локоны, — у тебя будет все на свете.

За две недели медового месяца Аннабел успела обнаружить, что она далеко не так хорошо знает жизнь и свет, как считала до этого. Со смесью наивности и чисто британской спеси она всегда думала о Лондоне как о центре культуры и всех знаний мира, но Париж стал для нее откровением. Город был на удивление современным, и в сравнении с ним Лондон казался убогим деревенским кузеном. И все же, несмотря на свое явное интеллектуальное и социальное превосходство, парижские улицы выглядели почти как во времена средневековья: темные, узкие и вьющиеся через целые районы прекрасных зданий. Архитектурный стиль изменялся от готических шпилей древних церквей до тяжеловатого величия Триумфальной арки.

Их отель «Кер де Пари» располагался на левом берегу Сены, между ослепительной россыпью лавок на Монпарнасе и крытыми рынками Сен-Жермен-де-Пре, где было выставлено ошеломляющее разнообразие экзотических товаров, тканей и кружев.

«Кер де Пари» был настоящим дворцом, с роскошными номерами, созданными для чувственного наслаждения. Ванная, например, имела полы из розового мрамора, стены, выложенные итальянскими изразцами, и золоченый диванчик в стиле рококо, где можно было отдохнуть после купания. Тут стояли сразу две фарфоровые ванны, каждая с собственным нагревателем и резервуаром для холодной воды. На потолке красовался расписной овальный плафон, призванный развлекать купальщика, пока тот блаженствовал в ванне. Воспитанная в английских понятиях, гласивших, что ванна — всего лишь необходимый предмет гигиены, Аннабел поначалу поражалась тому открытию, что купание может быть столь бесстыдным занятием.

К восторгу Аннабел, мужчина и женщина могли обедать за одним столиком в ресторане, не требуя отдельного кабинета. Она еще никогда не ела столь восхитительных блюд: нежный петух с крошечными луковками в красном вине, жареная утка с хрустящей масленой корочкой… рыба под густым соусом из трюфелей… а десерты! Большие ломти торта, пропитанного ликером, пудинги с орехами и засахаренными фруктами…

Наблюдая ежевечерние мучения Аннабел, не знавшей, что заказать, Саймон уверял, что генералы затевали войну, мучаясь проблемами выбора тактики и стратегии куда меньше, чем когда ей предстояло решить, что лучше: грушевое пирожное или ванильное суфле.