Нить Ариадны - Александр Немировский

В Александрийской библиотеке могли быть книги на разных языках, но греческий язык в Александрии был языком не только греков, но и евреев, египтян и многих других ее обитателей. Выше упоминался перевод на греческий еврейской Библии. Согласно «Письму Аристея», он был осуществлен по заказу царя семьюдесятью переводчиками. В библиотеке находились написанные на греческом (или переведенные на греческий) труды по истории Египта и Вавилона жрецов Манефона и Берроса. Обширные цитаты из них сохранились в трактате Иосифа Флавия «Против Апиона». Александрийская библиотека не только превосходила другие библиотеки древности числом книг. Соединение с Мусейоном превращало ее в уникальное научное учреждение, обращенное к книге как к историческому памятнику. Наличие множества рукописных копий одного текста ставило задачу выбора лучшего варианта. Учитывались творческая манера автора, язык текста, состояние самой рукописи и другие факторы. Вокруг сомнительных мест Илиады завязывались споры, не уступавшие по накалу тем, что велись под стенами Трои. Так, комментатор Гомера и глава библиотеки Аристарх предложил одно слово в Илиаде читать «pasi» (всем) и выставил в пользу своего прочтения целую систему доказательств. Век спустя другой комментатор Гомера и также глава библиотеки Зенодот, используя другие аргументации, предложил читать то же слово как «dais» (на обед).

Так, в стенах библиотеки рождалась новая наука — филология, одной из задач, которой было восстановление подлинного авторского текста. «Филологом» себя стал называть Эратосфен из Кирены, занимавший пост главного библиотекаря при Птолемее III — ранее был в ходу термин grammaticus. При Эратосфене библиотека пополнилась приобретенными в Афинах копиями произведений величайших греческих драматургов Эсхила, Софокла и Еврипида. Эратосфен был едва ли не самым разносторонним ученым древности. В сфере его научных интересов находились поэзия, философия, география, астрономия, математика. Отдавая в описании обитаемого мира предпочтение Эратосфену, Страбон замечает, что он пользовался множеством сочинений, «которые находил в изобилии, имея под рукой обширную библиотеку».

Великим знатоком книг был современник Эратосфена Аристофан. О нем говорили, что «он читал книгу за книгой по мере их поступления», и поэтому, как сообщает Витрувий, его пригласили на традиционное в Александрии состязание поэтов в качестве судьи: «Когда прочли свои произведения поэты, выступавшие в первую очередь, то весь народ стал подавать знаки судьям, указывая, за кого им надо высказаться. Таким образом, при опросе каждого в отдельности шестеро судей единогласно высказались за того, кто, как они видели, наиболее понравился большинству, и присудили ему первую награду, а вторую следующему. Аристофан же, когда спросили его мнение, велел объявить победителем того, кто меньше всего понравился народу… И пока народ изумлялся, а царь был в сомнении, он на память достал из шкапов множество книг и, сопоставив их с прочитанным, принудил повиниться самих обокравших. Тогда царь приказал их судить за воровство и, по осуждении, удалил с позором. Аристофана же одарил щедрыми дарами и поставил во главе библиотеки».

Этот частный эпизод важен для нас тем, что он характеризует научные критерии, выработанные в стенах великой библиотеки. Любая из книг оценивалась в плане вклада ее автора в соответствующую отрасль знаний или искусств. Именно поэтому Каллимах в своем научном каталоге «Таблицах» выделил категорию «заслуженных» авторов. Употребляя латинский термин classis, мы можем назвать их классиками.

Огонь, вырвавший человечество из первобытного мрака (факел Прометея), по мере успехов в борьбе за власть над природой, овладению письменностью и переходом от глиняных табличек к книгам из материала растительного и животного происхождения, становился едва ли не главным врагом знания. Достаточно одной искры, чтобы результаты умственной деятельности многих человеческих поколений превратились в пепел. В 48 г. до н.э., преследуя с небольшим войском разгромленного политического противника, Цезарь оказался в Александрии. Заняв царский дворец, он был там окружен с суши возмущенной египетской толпой, а с моря — египетским флотом. Его оружием стало пламя. В нем сгорела большая часть того, что было создано за три столетия деятельности великих александрийских ученых. Александрийское пожарище вслед за разрушением Карфагена и Коринфа продемонстрировало антигуманистическую суть Римской империи.

О гибели Александрийской библиотеки по некоему стечению обстоятельств нам известно не от современников этой величайшей катастрофы. В панегирическом описании Александрийской войны приближенные Цезаря сообщают лишь об использовании им огня для уничтожения вражеского флота и прибрежных строений. Как мы помним, в описании Страбоном комплекса дворцовых сооружений Александрии, сделанных им более чем через двадцать лет, библиотека не упомянута. Молчат о судьбе библиотеки и поэты времени Августа. Можно было ожидать сведений о судьбе Александрийской библиотеки в обширном историческом труде Тита Ливия, но его книги, посвященные Гражданским войнам в Риме, не сохранились, разумеется, неслучайно. Первое сообщение появилось через сто с лишним лет после злодеяния в поэме Лукана «Фарсалия». Согласно Сенеке, известному философу-стоику так же, как Лукан, участнику заговора республиканцев, во время пожара в Александрии было уничтожено 40 ООО книг. В рукописи переведено слово quadraginta (40 ООО), но на основании свидетельства Орозия. Предложено исправление quadringenta — 400 ООО. В биографии великого полководца Плутарх констатирует: «Цезарь устроил пожар, который, распространившись со стороны верфи, уничтожил великую библиотеку» — megale bibliotheke. Плутарху также известно, что Марк Антоний намеревался возместить уничтоженную в Александрии библиотеку книгами из Пергама. О пожаре, уничтожившем арсенал (neorion) и склады (apothecae) зерна и книги, сообщает Дион Кассий. Можно думать, что речь идет не о библиотеке, а о книгах для передачи в библиотеку или для продажи.

Мгновенное уничтожение памятника, как это хорошо известно археологам, способствует лучшей сохранности его остатков. Но на дворцовую библиотеку, пережившую пожар, обрушились воды. В результате сдвига почвы весь дворцовый комплекс оказался на морском дне. И, во всяком случае, теперь наука не в состоянии выделить библиотеку из груды мраморных обломков, ставших обиталищем рыб.

Два с половиной столетия, вплоть до начала III в., Александрийская библиотека удерживала заслуженный ею титул «царица знаний» в римском мире. Император Клавдий, решив ознакомить подданных со своими учеными трудами по истории этрусков и Карфагена, предпочел Александрию всем другим городам империи. Мусейон продолжал пользоваться поддержкой новых владык Египта, и там работали выдающиеся ученые. Один из александрийцев, Клавдий Птолемей обессмертил себя и родной город трудами по астрономии и географии, другой, Аппиан, — монументальной историей римских завоеваний.

Однако экономическое и военное положение империи становилось все более шатким. При этом Александрия чаще других крупных городов римской державы сотрясалась социальными и этническими конфликтами. В 215 г. император Каракалла ввел в город легион и уничтожил множество беспокойной молодежи, в том числе учащейся. Такую же акцию повторил в 265 г. император Галиен. В 272 г. город был захвачен царицей Пальмиры Зенобией и подвергся разрушению со стороны императора Аврелиана. В 297—298 гг. вспыхнул новый мятеж, жестоко подавленный императором Диоклетианом. Сообщается о сожжении книг, преимущественно по алхимии. Тем не менее интеллектуальная жизнь в городе продолжалась. «Есть еще дух жизни в учителях наук, — уверяет Аммиан Марциллин, — циркуль геометра вскрывает там разные тайны, не иссякла у них совсем и музыка, не смолкла гармония, поддерживают иные доселе, хоть и немногие, наблюдение мирового движения и течения небесных светил, не мало есть ученых, занимающихся числами, а кроме того есть специалисты по части раскрытия путей судеб.