Дикие сердцем - Виктория Клейтон

Я передала спящую малышку на руки Френки:

— Тогда до свидания.

Френки не ответила. Она молча скрылась со своей ношей в темноте. Я поплелась домой, обдумывая на ходу услышанное от девочки. Ее жизнь казалась невыносимой: мать, которую преследуют кошмары, и старшая сестра, щедро раздающая тумаки, стоит только выбросить грязную пеленку. Брат Уилл агрессивный мальчик и занят только собой. Его не беспокоило, как сестра доберется домой с тяжелой ношей. Слишком много проблем для восьмилетней девочки. Я пыталась вспомнить, какой была в этом возрасте. Единственное, что пришло в голову, — это что я вряд ли смогла бы так заботиться о себе и о других, не считая мою несчастную маму.

Мне необходимо немедленно сообщить обо всем социальным службам. Вероятно, детей заберут и поместят в приют. В газетах я читала жуткие истории о сиротских приютах: родственников разделяли; немногочисленный персонал не справлялся с воспитанниками; дети подвергались физическому и сексуальному насилию… Но, с другой стороны, в приюте достаточно еды и всегда чистая постель. Что более важно? Инстинкт подсказывал, что для детей нет никого лучше матери, если только их не избивают по поводу и без. Я решила, что не стану ничего предпринимать, пока не посоветуюсь с Прим.

После ужина я снова вспомнила о Макавити. Судьба кота теперь меня тревожила меньше, чем судьба детей. Я почти поверила Френки. Но в таком случае куда запропастился кот? Радостное мяуканье приветствовало меня, когда я стала подниматься по лестнице. Предо мной предстала такая картина: лоснящееся тельце кота свернулось клубком на кровати, голова покоилась на подушке. Когда я наклонилась, кот заурчал и лениво вытянул лапу. Его глаза оставались закрытыми. Он просто не был голоден. Характер животного изменился. Из вечно голодного худого проныры кот превратился в избалованного домашнего любимца. Его животик округлился, пушистая шерстка блестела. Я решила: ни за что не отдам его в суровые руки Берил. В крайнем случае заберу кота с собой в Лондон.

— Фредди, сюда!

Я стремительно бросилась на зов, ломая упругие ветки кустов.

Алекс стоял, прислонившись спиной к могучему стволу. Зеленая крона нависала над его головой, легкий ветерок играл волосами. Он выглядел помолодевшим и счастливым. Никогда я не видела столько радости в его глазах. Ягненок играл у его ног, птицы со щебетанием кружились над ним. Алекс ослепительно улыбался.

— Иди ко мне, дорогая!

Мое сердце сжалось от сострадания. Сколько горя я ему доставила! Алекс протянул руки, и я оказалась в его объятиях. Он наклонил голову поцеловать меня, но в тот самый момент, когда наши губы встретились, Алекс со стоном отпрянул. Я с ужасом наблюдала, как его губы покрылись волдырями, а кожа вздулась и стала слазить, словно кто-то облил его кислотой. Его глаза были полны страдания. Он ссохся и уменьшился до размеров ребенка. Стон превратился в пронзительный визг, который трансформировался в звон будильника…

Ужас, который внушил мне сон, не отступал еще три четверти часа, пока я мылась, одевалась и грела воду для чая. Дасти ничего не сказал о ленче. Я завернула несколько сандвичей, пару яблок и, немного подумав, прихватила упаковку шоколадного печенья. Рыбацкий свитер царапал тело, а плащ казался довольно тяжелым. Я почесала за ухом спящего Макавити и отправилась на мельницу в сопровождении Хлои.

Утро было холодным после морозной ночи. Покрытый инеем гравий хрустел под ногами. Лужи замерзли и сверкали на солнце. Птиц не было слышно, ни одной не было видно в белом холодном небе. Стебельки примулы склонились под тяжестью намерзшего льда. Когда часы пробили восемь, я стояла перед дверью мельницы. Никто не отозвался на стук. Я вошла внутрь.

Шум бегущей реки, которая текла рядом, здесь был слышнее. Эхо отражалось от каменных стен и пола. Металлические колеса — одно вертикальное и два горизонтальных — со скрежетом вращали деревянную ось обхватом с туловище человека. За колесами темнела невысокая каменная стена, а за ней виднелся массивный, пятнадцати футов в диаметре вал. Вал был сердцем мельницы. Его черная влажная поверхность была густо укрыта водорослями. Ревущий поток вращал колесо. В воздухе стояло облако из сверкающих водяных брызг.

Мучная пыль делала краски мутными. Воздух, казалось, состоял из движущихся частиц. Крутая лестница без перил вела на второй этаж. Я посмотрела наверх. Нога Дасти показалась на верхней ступеньке. Несмотря на свою кажущуюся неловкость, Дасти спустился с невероятной быстротой и посмотрел на часы. Затем он увидел Хлою.

— Ты привела собаку. Если она будет охотиться на крыс, то пусть остается.

Я пристально посмотрела на Хлою, пытаясь внушить ей, что если она станет ловить крыс, то сделает доброе дело для нас обеих.

— Пожалуй, начнем, — Дасти указал на деревянный желоб, который шел от вращающихся колес. — Мука сыплется очень быстро. Пристегни мешок к желобу. Когда мешок наполнится, перекроешь подачу муки, — Дасти указал на рычаг, — и поставишь мешок на тележку. Полные мешки складывай возле двери. Возьмешь шило и, пока будет наполняться мешок, зашьешь предыдущий. Ты должна шевелиться и не зевать. Понятно?

— Когда мешок наполнится, я должна перекрыть подачу муки этим рычагом? — Мука уже покрыла меня с ног до головы, пристала к ресницам, проникла в ноздри и щекотала глотку.

— Дернешь его вверх, и желоб перекроется, — рявкнул Дасти, откашлявшись. — Не дергай рычаг резко — вся мука окажется на полу. Опускай его постепенно. — Я пыталась отряхнуться от муки, но она намертво въелась в мою одежду. — Не стоит беспокоиться из-за этих лохмотьев, — сказал Дасти. — Я пока пойду наверх и начну молоть…

Дасти потянул за металлическую рукоятку. Колесо стало крутиться быстрее, вода еще больше вспенилась. Рев вращающихся механизмов больно отдавал в ушах. Я потянула рычаг вниз. Поначалу по желобу потекли тонкие струйки муки, но вскоре это уже был поток. Мешок мгновенно раздулся.

Как только мука наполнила мешок, я перекрыла желоб и подкатила тележку. Пот заливал глаза, пока я с натугой катила тачку по неровному полу в другой конец комнаты. Потом я узнала, что тележка весит около ста килограммов. Я побежала назад, пристегнула к желобу очередной мешок и опустила рычаг. Не успела я зашить первый мешок, как второй уже был полон до краев. Намучившись с тележкой, я кое-что придумала: тележку следует подставлять под мешок, пока он еще пустой.

Мне стало жарко от напряжения. Я сбросила плащ и продолжила работать налегке. Но я плохо справлялась с шилом. Я не успевала зашивать мешки. Из переполненного пятого уже выбегала наружу мука, а я все еще зашивала второй. Разнервничавшись, я проколола палец острым шилом. Когда Дасти спустился вниз Посмотреть, как идут дела, я сгорала от стыда. Меня смущали рассыпанная мука на полу и пятна крови из пораненного пальца.

Дасти, казалось, получал удовольствие, видя мою растерянность.

— Ты проколола руку? Я так и знал. Я знаю, что бывает, когда оставляешь бабу одну, без присмотра.