Портнихи Освенцима. Правдивая история женщин, которые шили, чтобы выжить - Люси Эдлингтон

в конце 1944 года, присоединившись к мужу, назначенному на новую должность в Равенсбрюке{366}. Ее шкафы и комоды полностью опустошили, мебель из дома вывезли, райский садик скрылся под толстым слоем снега.

Поскольку топить камины в теплицах теперь было некому, они замерзли.

Хедвига покинула лагерь не с пустыми руками. Один эсэсовец пожаловался, что на перевоз всех вещей Хёссов понадобилось целых два грузовых автомобиля. Садовник Хёссов, Станислав Дубиль, сказал, что автомобилей было четыре. Модные костюмы, сшитые портнихами для Хедвиги, были аккуратно сложены в шикарные кожаные чемоданы. Ее путешествие сильно отличалась о того, которое предстояло женщинам, сделавшим ее одежду и предоставившим чемоданы.

«А дальше случилось самое прекрасное», – Гуня Фолькман{367}.

Во вторник 18 января 1945 года был сильный мороз и снегопад. Внезапно портних разбудили и приказали одеваться. Сказали, что они пешком уходят из лагеря в неизвестном направлении. Эсэсовцы не знали, наказывать заключенных за ношение гражданской одежды, что было под запретом, или начать вести себя великодушно, ведь скоро могло оказаться так, что заключенные получат право голоса и обо всем расскажут наступающей Советской армии.

Один из охранников спросил Браху:

– Когда придут советские солдаты, что ты им скажешь? Скажешь, что я хорошо с тобой обращался?

Браха осторожно ответила:

– Скажу, что вы были не из худших{368}.

Десятки тысяч заключенных вывели на улицу, в кромешную тьму – еще не взошло солнце. Мужчины и женщины внезапно получили свободу передвигаться и общаться друг с другом, впервые за несколько лет разлуки. Люди бегали, ища мужей, жен, друзей, родственников. Случались и счастливые воссоединения.

Гуня поверить не могла своему счастью, когда обнаружила среди ослабевших, ошеломленных женщин из Биркенау свою дорогую подругу, Рут Рингер. Рут провела с Гуней последние месяцы в Лейпциге перед депортацией, а также всю дорогу в Освенцим. Муж Рут сказал ей держаться поближе к Гуне, чтобы выжить. Женщин разъединили в первый же день в Освенциме, но они больше не собирались друг друга отпускать.

Среди хаоса друзья и родные отчаянно цеплялись за называемые места встречи, надеясь окончательно воссоединиться после войны. Если переживут предстоящий поход.

– Может, держаться в конце и потом спрятаться? – так думали Ирена и Рене. – Никогда не знаешь, что они сделают – застрелят, спалят, чтобы ни одного свидетеля не осталось.

Подруги решили, что безопаснее будет держаться с остальными портнихами и покинуть лагерь{369}.

Около 11.00 стали выкрикивать приказы. Заключенные покидали главный лагерь группами по 500 человек. Поскольку лагерь должно было покинуть более 30 тысяч человек, включая заключенных Биркенау, сборы заняли много часов. Где-то стояли порции хлеба и кипятка для чая, но дотянуться до них могли лишь самые сильные.

Марта взяла инициативу в свои руки. Спокойно и авторитетно, она прошла сквозь толпу и вернулась с хлебом – она взяла столько, сколько могла унести. Когда команда портних добралась до выхода, уже наступили сумерки. Гуня все не могла поверить, что они и правда уходят. Перешагнув границу лагеря, заключенные почувствовали невероятное облегчение, несмотря на то что их под дулом ружей гнали в неизвестность.

Браха с Катькой покинули лагерь в той же группе, что и Рене с Иреной; они провели в Освенциме тысячу дней. Пессимисты ошиблись: они покинули лагерь не через дымоход крематория. Конечно, шли они не в братиславскую кофейню за дессертами с кофе. Но было важно держаться вместе и не прекращать путь.

Тяжело больных оставили в лагере, вместе с теми, кто спрятался, надеясь, что выжить в покинутом лагере будет проще, чем по дороге в неизвестность. Некоторых оставшихся с удовольствием застрелили эсэсовцы, по-прежнему время от времени патрулирующие территорию лагеря. Некоторые погибли от недоедания, холода или болезней. Счастливчики, самые стойкие, бродили по заброшенному лагерю в поисках еды и одежды. Во многие хранилища уже вломились, и из них можно было выудить какую-то одежду.

В последние дни работы лагеря на запад отправилось огромное количество поездов; рабочие «Канады» бродили по пустеющим коридорам и зданиям. Тридцать бараков «Канады» в Биркенау были настолько забиты вещами, что опустошить их вовремя не представлялось возможным. Некоторые из них подожгли. Огонь полыхал несколько дней.

Всего в лагере осталось около 7500 заключенных. Среди них была Режина Апфельбаум, портниха из Трансильвании, которую один эсэсовец тайком приводил в ателье для пошивки вещей своей любовнице Лилли. Родственники Режины, чьи жизни она спасла этим тайным занятием, слишком ослабли, чтобы ходить, поэтому спрятались в одном из бараков. Режина была с ними, когда дверь барака заперли, и им сообщили, что барак подожгут, как остальные хранилища.

Через какое-то время советский солдат выбил дверь барака. Он кое-как по-венгерски объяснил, что лагерь освободили, и они могут уйти или остаться, если хотят. А эсэсовец, приказавший Режине шить для него одежду, на следующий день после освобождения Освенцима отравил Лилли и застрелился{370}.

Советские солдаты пришли днем 27 января 1945 года. Несмотря на то, что Красная армия уже освободила лагерь смерти Майданек, ничто не могло подготовить солдат к тому, что они увидели за колючей проволокой Освенцима. Среди многих жутких находок, от которых кровь стыла в жилах, они обнаружили остатки награбленного в «Канаде» – больше миллиона предметов. Есть фотография, на которой советский солдат в объемной зимней военной форме стоит у горы ботинок, которая возвышается у него над головой. Люди, носившие эти ботинки, превратились в прах и обломки костей, а прежде были дрожащими фигурками, которые на последнем дыхании плелись на запад. Этот процесс получил название Todesmärsche[38].

На этих маршах кожаные ботинки промокали насквозь. Деревянным башмакам было еще хуже – они становились тяжелым и холодными. Надувались и лопались волдыри, кожа стиралась, заключенные оставляли за собой окровавленные следы. Заключенным пришлось отойти на обочину, когда мимо проехал конвой напуганных немцев в плотно набитых машинах и грузовиках. Немцы возвращались в родной рейх, где они надеялись оказаться в безопасности. Проезжая мимо, грузовик с конвоем обрызгал всех грязной холодной снежной жижей.

Время от времени группам приказывали проводить перекличку. Гуня услышала, как мужчины выкрикивают: «Команда портных», «Команда башмачников»… Потом женщины подали голоса: «Команда прачек», «Команда портных»…

Портнихи всеми силами старались держаться вместе, даже когда их колонна поредела и утратила некую организованность, что было неизбежно. Гуня была еще слаба после болезни, но вела себя на удивление спокойно. Теперь она должна была присматривать за подругой, Рут Рингер, которой в Биркенау пришлось намного хуже, чем тем, кто обрел убежище в Штабсгебойде.

Часть колонны отделилась и направилась на северо-запад. Портнихам не повезло оказаться среди тех, кого вели