Ячейка 21 - Берге Хелльстрем

– Хорошо. Хорошо, Крантц. А содержимое?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, что было на кассете?

– Я не знаю.

– Как так? Вы же должны были посмотреть.

– Нет. Я должен был ее тщательно осмотреть, что я и сделал. А смотреть, что там на ней, – ваша работа.

Свен слышал, как Крантц отвернулся и что-то кому-то сказал. Через полминуты он вернулся к разговору со Свеном:

– Что-нибудь еще?

– Да. Вы знаете, где она сейчас? Пленка?

Крантц расхохотался:

– Вы что там, друг с другом вообще не разговариваете?

– В смысле?

– Спроси у Гренса.

– У Эверта?

– Ну да. Он ее попросил, и я сразу, как только мы с ней закончили, ему отдал. Еще там, в морге.

Свену Сундквисту стало трудно дышать. Боль в животе, раздражение, гнев – все это мгновенно навалилось на него.

Он встал из-за стола, прошел по коридору и постучался в кабинет Гренса.

Свен вспомнил, что Эверт уехал допрашивать Слюсареву. Он осторожно толкнул дверь. Она оказалась незапертой.

Он вошел и быстро огляделся по сторонам. Удивительно – он пришел за вещдоком, а чувствовал себя взломщиком. Как будто ему нельзя здесь находиться. Между прочим, он впервые один в кабинете Гренса. И вряд ли кто-нибудь еще заходил сюда без особого приглашения Эверта. Он увидел ее почти сразу – она лежала на полке за рабочим столом комиссара, рядом с древним магнитофоном, которому был знаком только голос Сив Мальмквист. Защитные язычки на месте, надпись кириллицей тоже.

Он надел перчатки, взял видеокассету, взвесил на ладони, провел над ней пальцами, не касаясь поверхности. Граяускас отлично все спланировала. Ни разу не поколебалась. Четко представляла себе каждый шаг, вплоть до собственной смерти.

Свен снова посмотрел на кассету. Она оказалась здесь не случайна У нее наверняка было свое назначение. Граяускас хотела им что-то сказать.

Он аккуратно прикрыл за собой дверь и пошел в комнату для совещаний – там были видеомагнитофон и телевизор. Он поставил кассету.

Уселся на тот же стул, на котором сидел Эверт вчера поздно вечером.

Но увидел он совсем другое.

Йонас, его сын, называл такую картинку на экране «войной муравьев». Пленка с шумом прокручивалась, но изображения не было. Только мелкие серые вспышки.

Видеокассета, которую он чудом нашел. Она не значилась в описи вещдоков. Вообще нигде не была зарегистрирована. И при этом – пустая пленка. Без записи. То, что ворочалось у него в животе, что было раньше безысходностью, а потом стало гневом, переросло внезапно в такую ярость, что ему стало нехорошо.

Эверт, черт тебя дери, чем ты занимаешься?

Алена Слюсарева поднялась на борт судна, которое только что покинуло Свободную гавань, и теперь путь его лежал по Стокгольмским шхерам в открытое море. На нем она пересечет Балтийское море и прибудет в Литву, в Клайпеду. Там она сойдет на берег и больше никогда сюда не вернется.

Эверт Гренс ждал такси, но оно так и не пришло. Он выругался и позвонил снова, потребовав от операторши, чтобы она объяснила ему, почему нет машины. Она извинилась и добавила, что у нее в компьютере нет такого заказа – никакого Гренса, который должен был попасть в какое-то там здание Главного управления полиции, но она сказала, что с удовольствием пошлет машину прямо сейчас, если он пожелает. В ответ Гренс снова выругался и упомянул плохо организованную работу и шутов гороховых. Он орал, требовал, чтобы операторша назвала свое имя, и уже довел себя до полного исступления, когда машина все-таки подъехала и он раздраженно плюхнулся на заднее сиденье.

Он смотрел на залив: где-то на том берегу был дом, в котором он бывал каждые выходные.

У нее из головы шла кровь. Я укрылся за автобусом и держал ее в объятиях, а у нее из носа, рта и ушей все текла кровь.

Он скучал по ней.

Он тосковал по ней так сильно, как будто тоска за все эти годы только усилилась. Он не мог и думать о том, что снова настанет понедельник. Ему захотелось прямо сейчас проехать по мосту Лидингё мимо Миллесгордена, поставить машину на пустой стоянке, ворваться в клинику и приникнуть к ней. Просто быть с ней вместе.

Но ее не было.

Женщины, по которой он тосковал, не было вот уже двадцать пять лет.

Ты забрал ее у меня, Ланг.

Такси пару раз застревало в пробках, и до улицы Кроноберг они добирались целых полчаса, так что ему хватило времени, чтобы успокоиться. Он расплатился и вышел из машины.

На улице теплее, чем вчера, когда дождь и ненастье вконец выстудили то, что притворялось июнем, но сегодня лето сделало новую попытку. Подул ветерок, обещавший перемену погоды, и Эверт почувствовал, что солнце где-то недалеко. Почувствовал, правда, безотчетно и внимания на погоду не обратил.

Гренс вошел в управление и отправился в свой кабинет. Включил допотопный магнитофон, свой музыкальный автомат, воспроизводящий через монодинамик только голос Сив Мальмквист. Эверт подпевал ей. Это была «Hello Mari Lou» из альбома «Lyckans Ost» 68-го года. Он открыл лежавшую на столе папку с материалами по Йохуму Лангу.

Он знал, что фотографии уже там.

Он внимательно, по одной, рассмотрел их: мертвый человек, лежащий на полу. Снимки безобразные – сделанные впопыхах, зернистые, при неправильном освещении, почти смазанные. Крантц и его коллеги – отличные специалисты, что правда, то правда. Но вот фотографы из них никакие. Он вздохнул, выбрал три наиболее приличных снимка и сунул их в конверт.

Так. Теперь два телефонных разговора – и он свободен.

Сперва он позвонил Лисе Орстрём, она ответила, нервно вышагивая по больничным коридорам. Он коротко сообщил, что они со Свеном Сундквистом через какое-то время подъедут к ней на работу и покажут еще несколько фотографий. Она запротестовала, сказала, что у нее полно работы и ее ничуть не интересуют черно-белые фотографии искалеченных людей. Эверт Гренс ласково ответил, что ему будет очень приятно увидеться с ней снова.

Затем Гренс позвонил в прокуратору Огестаму, которого коротко поставил в известность, что врач Лиса Орстрём только что решила свидетельствовать против Йохума Ланга и уверенно опознала его как человека, который совершил убийство пациента хирургического отделения. Огестам к такому повороту был не готов и начал задавать вопросы, но Гренс перебил его и заявил, что материалы по обоим делам – Ланга и Граяускас – передаст ему при встрече, скажем, завтра утром.

Сив по-прежнему пела, и Эверт вторил ей, прохаживаясь по кабинету. «Mamma lik sin mamma» из альбома «Sadie the cleaning lady» 1968 года.

Мало кто заметил автомобиль, который остановился у подъезда дома номер три по улице Вёлунда. Он был не слишком большой, не слишком новый и ехал не слишком быстро. Сперва из машины вышел водитель, открыл заднюю дверцу, и появились две девочки шестнадцати-семнадцати лет. Обе были хорошенькие и с любопытством озирались вокруг.