Всё как у людей - Шамиль Идиатуллин

– Ты что, мам, вообще круть, – сказал Данька.

– Нюш, ты помнишь?.. – спросила мама.

– Помню, помню, мам, – сказал Данька, нетерпеливо переминаясь. – Ну можно, а?

– Проверяйте, – сказала мама девушке.

Девушка принялась расхлестывать ремни на коробке – быстро и ловко, явно так, чтобы потом можно было застегнуть обратно. А мама чуть присела и обняла Даньку, вдавившись твердым лбом ему в висок. Неудобно, немножко больно, горячо и мокро на щеке, ну и вообще – он маленький, что ли. Но Данька не стал возмущаться. Мама ведь сделала, что обещала, и вообще, женские слабости нужно уважать.

Данька снисходительно приобнял маму за плечи. Мама горячо заговорила:

– Нюшка, первое время баба Настя присмотрит, она и встретит, а потом, ну как договорились, ты не грусти только, все хорошо, это недолго, я постараюсь, как…

– Мам, ну что ты, – сказал Данька. – Конечно, хорошо будет. У меня же теперь Громовик есть.

За спиной кашлянули. Данька бегло оглянулся. Рядом стояли два охранника, конечно, носатых и стриженых. Один из них спросил маму о чем-то, она сказала: «Да-да, секундочку», – и снова обняла Даньку, шепча женские глупости про любовь и прочее. Громовик вылез из коробки, сел, встал и сложился втрое – Данька завороженно подглядывал поверх маминого локтя.

За спиной сказали:

– Женщина, время.

– Да-да, – повторила мама и стиснула Даньку почти до боли. –  Нюшка, ты только не бойся.

– Да я и не боюсь, – сказал Данька. – Пока, мам.

И почти уже не отрывал взгляда от Громовика. Только на две секунды оторвал – вспомнил все-таки, как в школе учили. Повернулся, улыбнулся и сказал:

– Спасибо, мам.

Мама улыбнулась, вытерла длиннющие ресницы и вышла вместе с охранником.

А Данька, не обращая внимания на второго охранника, который повезет его обратно, как победителя, повернулся к коробке.

Кареглазый, подумал он и увидел он. Громовик развернулся к Даньке и раскрыл глаза. Они были карими и блестящими.

Это первый мой рассказ, напечатанный в книге.

В начале 2013 года отличный писатель и славный редактор Александр Етоев предложил мне поучаствовать в сборнике рассказов «Русские дети», «недетской книге про детей», которую он готовил вместе с замечательным же писателем и редактором Павлом Крусановым. Книга получилась очень интересной и толстенной: сорок восемь рассказов сорока четырех отечественных авторов – приглашение, насколько я понял, получили все заметные на тот момент представители так называемой большой отечественной литературы.

Предложение был неожиданным, компания предлагалась серьезная, рассказы я всерьез никогда не писал – короче, я согласился почти сразу. Рассказ сложился быстро – и настолько беспощадно, что я несколько смутился. Но составителям текст понравился. Так я официально стал рассказчиком.

Говорят, ничего страшнее «Кареглазого Громовика» я не написал.

Вот и славно.

Предпоследний шаг получился нечеловечески слаженным и бессмысленно шикарным. Оценить слаженность было некому. Но красота выше смысла, поэтому: делай шесть.

Раз. Вице-президент Shell Venture Overseas Блис, не обращая внимания на переводчика, прокричал на ухо совсем помрачневшему вице-губернатору Воробьеву:

– Это не замораживание проекта! Даже не свертывание! Просто временная диверсификация – кризис, сами понимаете! Но в любом случае, начнем мы добычу, не начнем – все равно регион будет получать сто процентов поступлений, прописанных в соглашении! Я объясню, как только сядем!

Два. Председатель правления РАО «Газпром» Бочкарев сказал заместителю Весьегонову:

– Ты, Сережа, глазками так сильно не хлопай и не взлетай, я от сквозняков простужаюсь. Завтра на собрание выходим вот именно с этим планом: сокращение добычи на пятьдесят миллиардов кубов в год, по нефти на четыре ляма в год, рост по альтернативному топливу на пятьсот миллионов условных кубов, по туркменам не работаем, китайцам и хохлам все закрываем. Пора наконец слезать с углеводородной иглы – и это не только мое решение. Вопросы твои мне неинтересны, мне интересен полный просчет, через два часа здесь, свободен.

Три. Президент Венесуэлы Кортес, повернувшись к оператору Маркесу, пообещал:

– Еще раз отвернешь камеру от меня, я твой глупый красный нос вобью в твои глупые зеленые мозги, если они там, конечно, есть, в чем я очень сомневаюсь. Нация превыше всего, тем более цвет нации, а сборщики листьев коки – это именно цвет нации, и сейчас я сделаю их элитой, поэтому их тоже надо ежесекундно запечатлевать, но этим занимаются вот этот твой дружок и вот тот, тоже болваны, а ты, идиот, снимай меня и только меня, потому что наши дети и внуки имеют право видеть, с каким лицом отец Латинской Америки указывает многострадальному континенту путь к истинной свободе – свободе от черных выделений подземного дьявола и его американских приспешников, прямой путь к свободе, которую дарит нам наша благословенная природа. Снимай, кретин, я начинаю. Друзья!

Четыре. Министр финансов Курчатов поздоровался с секретарем президента, спокойно выслушал «извините, буквально десять минут, просто очередное обращение к народу», утонул в кресле и принялся последний раз прочесывать бумаги: блох быть не могло, но двукратное повышение налога на добычу полезных ископаемых и экспортных пошлин требовали не просто чистенького – безупречного обоснования.

Пять. Председатель энергетической комиссии ЕС Кечлевский сказал:

– Введение заградительных пошлин и дополнительных сборов избавит нас от русской, азиатской и вообще исламской угрозы, а субсидии фермерам, переработчикам и энергетикам позволят уже к следующему году вытеснить спиртом, рапсовым маслом и прочим биотопливом до сорока процентов нефтепродуктов. Голосуем?

Шесть. Председатель ОПЕК аль-Хакам оглядел шейхов, эмиров, министров и продолжил подсевшим тоном:

– Наше решение изменит мир сильнее любых революций, войн и крестовых походов – изменит бескровно и к лучшему. Это будет действительно прекрасный новый… – Он заперхал, сделал извиняющийся жест и ловко выдернул из кармана ингалятор.

И тут рвануло.

Последний шаг оказался шагом в пропасть – что самое обидное, не менее слаженным.

Шесть. Шейхи, эмиры и министры вздрогнули от резкого хлопка и пару секунд с застывшими неловкими улыбками наблюдали, как аль-Хакам, дернув головой, соскользнувшим с плечиков бурнусом оседает на кресло. Потом, конечно, все сразу повскакали с мест – и совсем наивные кинулись тормошить и спасать холодеющее тело, а довольно опытные полезли под стол, подальше от снайпера. Только снайпера не было – было недоброе чудо, которое с дикой силой вышибло насадку ингалятора и разнесло хоть не артикулированную еще, но четко ограненную мысль про сокращение нефтедобычи во имя внуков вместе с мягким нёбом и фрагментом головного мозга, отвечавшим за огранку мыслей.