Письма, несущие смерть - Бентли Литтл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы распрощались на автостоянке, и я поехал домой… И в почтовом ящике меня ждало послание от Киоко. На этот раз я разорвал конверт и прочитал письмо:
Дорогой Джейсон!
Как чудесно было снова увидеть тебя. Жду не дождусь нашей встречи! Я застала тебя врасплох? Надеюсь! Тебе понравилось, как я выгляжу? Пусть мои груди не такие большие, как у американских женщин, но уверяю тебя, я умею пользоваться тем, что имею.
Я хранила себя для тебя. Я знала, что в конце концов мы будем вместе. Ты не сохранил себя для меня, но я прощаю тебя. Если я когда-нибудь поймаю эту суку Викки, я…
Шутка! (Хотя в каждой шутке — только доля шутки!)
Я знаю, ты должен писать письма. Я тоже. Не пропадай! Скоро увидимся.
С любовью,
навеки твоя Киоко
Невероятно! Я отъехал от кинотеатра всего десять минут назад, а письмо Киоко, судя по штемпелю, оказалось в моем почтовом ящике вместе с дневной почтой.
А почему я решил, что письмо написала Киоко? Слог безукоризненный, а говорила она на ломаном английском. Трудно представить, что это письмо женщины, с которой я разговаривал. Хотя я в этом не сомневался. Письменный язык — это совсем отдельная история. Некоторые Писатели Писем, будучи косноязычными олухами, могут своими эпистолярными творениями заставить монашку забыть об обетах. Этот дар или талант, похоже, существует независимо от всего остального. Я вспомнил историю, прочитанную в средней школе: один ученый обнаружил, что даже самым глупым людям снятся сны, не уступающие по сложности и изысканности сновидениям умнейших философов.
Я перечитал письмо несколько раз и отправился в постель.
И долго-долго не мог заснуть.
На следующий день Киоко прислала мне два письма. Одно было оклеено стикерами «Хелло, Китти». В другом конверте оказалась пластинка японской жвачки. Нам что, по десять лет? Сами письма были гораздо более взрослыми. Киоко без стеснения описывала свои желания, хотя и без порнографии, характерной для писем тайной поклонницы.
Наутро по дороге на работу я заметил, что она меня преследует. Она держалась чуть позади, но я ясно различал ее через широкое ветровое стекло ее «корветта», а потом вспомнил, что видел этот автомобиль и в городе, и перед своим домом.
Пока я обедал, Киоко оставила на моем столе записку с подробным описанием своего эротического сновидения. Я не знал, что делать.
Пожалуй, я мог бы добиться ее увольнения.
Да! Отличная идея.
Только я понятия не имел, как подступиться к этой задаче; может, послать письмо ее шефу или даже главному администратору фирмы —
Верховному Писателю Писем,
— но она такой же сотрудник, как я. Не приведет ли моя выходка к неожиданным неприятным последствиям? Киоко работает этажом выше и, вполне возможно, занимает более высокое положение.
Вирджиния наверняка знает, как поступить, и помогла бы мне. Она давно здесь работает, знакома со всеми влиятельными служащими и, похоже, искренне мне симпатизирует. Если кто и может помочь мне избавиться от Киоко, то только она.
Я не знал, позволят ли мне просто так подняться на десятый этаж, поэтому пересек коридор, постучался в дверь Генри и вошел в его кабинет. В конце концов я выложил ему всю историю, и, хотя он заявил, что находит ее невероятной, в моей правдивости не усомнился.
— У меня есть идея, — сказал он.
— Валяй. — В тот момент я был готов выслушать любое предложение.
— Убей ее.
Я заморгал и уставился на него. Его лицо лучилось обычным спокойным дружелюбием, и даже взгляд был мягким и ласковым.
— Если хочешь, поговори с Вирджинией. С любым, кто, по-твоему, может тебе помочь. Собери сколько сможешь разных мнений, но лично я другого выхода не вижу. Даже если Киоко потеряет работу, то не обязательно переедет. Она может преследовать тебя… вечно. Поэтому, если ты не хочешь с ней встречаться, а она этого отчаянно хочет, либо тебе придется смириться с вечным преследованием, либо один из вас должен исчезнуть.
— У фирмы будет на одного Писателя Писем меньше. — Я сам не поверил, что пытаюсь оправдать это безумное предложение. Генри не мог говорить серьезно.
Или мог?
— Иногда, — раздумчиво заговорил Генри, — идеал важнее индивидуала. Ты думаешь, что на протяжении истории человечества все Писатели Писем, которые подвергались мучениям и преследованиям, желали такой судьбы? Ты думаешь, что узники Бастилии, царапавшие на стенах послания, не зная, прочитают ли и, уж тем более, напечатают ли их слова, мечтали о подобном существовании? Нет. Письмотворчество — дело и призвание, гораздо более важное, чем мы сами. Мы не выбирали эту жизнь, возможно, она нам навязана, однако наш долг — принять вызов, вымостить дорогу к будущему. Сотворить будущее.
Генри говорил как по писаному, но не механически, а со страстью, с чувством.
— Я думаю, твой единственный выход — убить ее.
— Но разве это не… грех?
Генри рассмеялся:
— Ты уже делал это. Как и все мы.
Он был прав.
Я уже убивал… и не раз.
Я кивнул, делая вид, что согласен, и пробормотал нечто похожее на извинения. Неожиданный поворот нашего разговора испугал меня. Я хотел поскорее спрятаться в своем кабинетике, оклеенном постерами и напоминающем конторку магазина грампластинок.
С Вирджинией я решил поговорить как-нибудь в другой раз, а пока просто изо всех сил избегать Киоко и при случайной встрече попытаться отвадить ее.
Остаток дня я сочинял простенькие письма о музыке в «Роллинг Стоунз», «Вайб» и «Спин».
Я, Стэн и Шеймус стояли на тротуаре у офисного здания, собираясь отправиться на парковку за нашими автомобилями. Я только что закончил рассказ о Киоко, но не упомянул о разговоре с Генри. Мне самому трудно было поверить в реальность того разговора.
— Странно, — сказал Стэн, а Шеймус согласно кивнул.
— Да, — мрачно подтвердил я.
Шеймус обвел взглядом покидающих здание Писателей Писем.
— Она здесь? Ты ее видишь?
— Я не смотрю. Не хочу случайно встретиться с ней глазами. Она примет это за поощрение.
— Может, мне за ней приударить? Вдруг, если я ее отвлеку, дам ей все, что ей нужно, она оставит тебя в покое?
— Благословляю. Действуй.
— Возможно, она ждет тебя дома, — серьезно произнес Стэн. — Возможно, в твоей постели.
Эта мысль и мне приходила в голову.
— Хочешь, я поеду к тебе? Или можешь переночевать у меня.
— Бежишь только потому, что она предложила себя необычным способом? Пижон!