Стокгольмское дело - Йенс Лапидус

Почти сразу посыпались ответные эсэмэски. Отцовская сестра хочет поговорить по скайпу.

Все уселись у компьютера.

На экране: тетя Этти и ее дети. Двоюродная сестра Лейла и двоюродный брат Вал.

Они не виделись с прошлого лета, когда те приезжали их навестить.

Этти, похоже, опять сделала какую-то пластику – с каждым разом становится все больше похожей на Майкла Джексона. А Лейла и Вал – как всегда. Оба в джинсах и футболках с надписями. Лейла немного бледная. А может, свет так падает.

– Дорогие мои любимые бесценные единственные! – единым духом выпалила тетя Этти, сияя улыбкой.

Отец даже не спросил, как сестра себя чувствует: не мог сдержать напора чувств.

– Роксана будет психологом! Представляешь? Она получила высший, самый лучший балл! Она не только поступила в университет. Она может выбирать, кем ей быть! А на психологию вообще попасть невозможно…

Все это не совсем соответствовало истине, но тетя Этти тоже была вне себя от радости. Лейла молча улыбалась, а Вал кивал – этакий невозмутимый мальборо-тип. Потом начались обычные разговоры: папины недомогания, тетя Этти затеяла пристройку к дому, ездила в Париж…

– Нет-нет, вы должны посмотреть, как мы теперь живем, – сказала тетя после пятнадцати минут восклицаний. Картинка на экране покачнулась и поехала вбок. Непонятно, что у тети в руках – телефон или ноутбук, но камера, показав сначала пол, потом потолок с люстрой, пустилась в экскурсию по дому. Гостиная с немыслимым количеством роскошных ковров. Бирюзовая ванная со сверкающими золотом кранами. Новая комната в пристройке – само собой. Спальня Этти. Спальня Лейлы. Музыкальная комната Вала.

Две гитары, какой-то крутой синтезатор с двумя или тремя дисплеями и не меньше чем с пятью похожими на больших мышей микрофонами.

А что там на стене? Что-то черное, круглое…

– Какая прелесть, – сказала Роксана.

– Прелесть, правда? – Этти почти кричала; наверное, привыкла: если в этой комнате говорить нормально, никто тебя не услышит. – А посмотрите, какой вид!

Она была одна. Лейла и Вал решили не принимать участия в экскурсии по дому – не первая и не последняя.

– А посмотрите, какой вид из окна!

Она повернула камеру, и Роксана поняла, что это за пушечное ядро висит на стене.

Жокейский шлем.

По дороге домой Роксана опять позвонила по скайпу. Этти начала было расспрашивать про личную жизнь, но Роксана попросила позвать Вала.

– Можешь мне помочь?

Через четыре дня все было сделано.

Cобственно, спешить некуда. Рейс через два с половиной часа. Но отец сказал – поезжай заранее, золотце, они там сдвинулись со всей своей бюрократией.

Она так и не поняла, кого он имел в виду.

И отец и мать были счастливы, когда она объявила о решении навестить родню.

– А я и не заметила, что вы так хорошо договорились, – сказала мать.

Эмоциональные антенны у мамы чувствительные, как на телебашне. Заподозрила: что-то не то. Надо как-то объяснять.

– Мы же виделись, когда они были здесь. А потом я позвонила Валу, и будто щелкнуло что-то.

– Добро пожаловать на «Арланда Экспресс», – голос робота в динамиках. – Экологически безупречный транспорт в аэропорт.

– Ты полетишь самолетом? – спросила Билли со всем доступным ей скепсисом, когда узнала, что Роксана собралась в Тегеран.

– А как я еще могу туда добраться?

– Подумай об окружающей среде. Самолеты – самый экологически вредный транспорт.

– Ты же была осенью в Лос-Анжелесе.

– Это совсем другое дело. Меня заставила необходимость.

Что за необходимость заставила Билли полететь на феминистский кинофестиваль «Фазы Луны», Роксана спрашивать не стала.

В салоне довольно холодно, от соседа невыносимо воняет потом. И сам самолет порядком потрепан, далеко не такой сверкающий новизной и чистотой «боинг», как в тот раз, когда они летели через Стамбул. Но она заплатила за рейс туда и обратно три двести, на удивление недорого.

Попыталась читать – купила в киоске в аэропорту два покета Сьюзан Фалуди[54]. «Заблудший» (это классика, сказала Билли) и самый последний: «В темноте». «Ни единого шанса почувствовать себя человеком, – говорит потерявший работу здоровенный Дон Мотта. – Я не могу содержать семью». Дон Мотта откровенен с Фалуди: «Чувствую. Себя. Так. Как будто. Меня. Кастрировали».

Через десять минут начало двоиться в глазах. Обычная история, у нее разные глаза – редкая патология, сказал окулист. Плюс три справа, минус два слева. Нашлепка на глазу не подействовала.

Боже мой, как же все так получилось? Кетамин. Все почему-то были готовы щедро платить за найденный порошок… но даже не это. Почему-то ей стало легко на душе. Отморозки получат свои деньги. Эта поездка их спасет. Ее и Зета.

Острые грани окруживших Тегеран гор, искрящийся сахарный снег на вершинах.

Самолет сделал круг над городом. Тегеран отсюда, с высоты, похож на исполинскую бабочку. Центр с шоппинг-центрами и музеями вытянулся вдоль узкой полоски посередине, а по бокам вырастают огромные ассиметричные крылья городских построек.

Международный аэропорт Имам Хомейни с воздуха показался ей небольшим.

В Тегеране был и другой аэропорт, побольше, Мехрабад – но международные рейсы принимает только Имам Хомейни. Так, во всяком случае, сказал отец.

Огромные баннеры с портретами аятоллы Али Хаменеи развернуты на дорожке к терминалу, куда медленно заруливает самолет.

– Они не признают двойного гражданства, – сказала мама. – Так что твое шведское гражданство не имеет там юридической силы.

– Но у меня же нет иранского гражданства.

– Как ни странно, есть. Они считают гражданство по отцу, а раз твой папа – гражданин Ирана, то и ты тоже гражданка Ирана. Они так считают. Тебе надо получить персидский паспорт.

Народу в аэропорту – еще больше, чем в Стамбуле, хотя трудно объяснить, как это возможно. Забавно: почти все похожи на отца, на тетю Этти, на Лейлу и Вала – но не на маму. Наверное, это зависит от маминой походки – неуверенная, слегка подпрыгивающая, будто она немного под хмельком, будто заблудилась и не совсем представляет, куда направляется. В отношении мамы – полная чушь: кто-кто, а она всегда точно знает, куда и с какой целью идет.

Роксана сжала в руке свой новый паспорт и сосредоточилась, постаралась выглядеть спокойной. И чтобы глаза не бегали.

Все прошло быстрее и спокойнее, чем она рассчитывала. Даже ее чемодан оказался первым но рольганге. Тут и там стояли солдаты с автоматами в руках.