Стреляющие руины - Сергей Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понял.
– Фриев у себя?
– Я в его кабинете. Выйти не успел...
– Иди, отдыхай, я сейчас позвоню с просьбой обеспечить спокойствие твоей группе. Вы нужны будете абсолютно свежими...
Учеба есть учеба, и в период обучения бойцы «командос» показывали себя прекрасно, но, как Ицхак Леви хорошо знал, между учебными занятиями и боевой обстановкой есть существенная разница. Так чемпион мира по стрельбе может в боевых условиях не попасть в человека с короткой дистанции. Что-то будет ему мешать. Тем более, если это будет первый бой, когда все происходит словно в тумане, и голова еще работает на разуме, а не на навыках, не успевших еще стать автоматическими. Леви знал лекарство от «болезни новичка», которое в большинстве случаев помогает. Можно, конечно, доводить до боевой готовности постепенно, раз от раза усложняя ситуацию, а можно сразу бросить в горнило боя. Так иногда учат детей плавать. Сажают в лодку, выплывают на середину реки и выбрасывают. И пусть ребенок выплывает... Такая учеба была Леви больше по вкусу не только из-за склада его собственного характера, но и из-за ее действенности. Война – это смерть. А чтобы познать смерть, следует ей глаза в глаза посмотреть, в упор...
И Леви умышленно выбрал предельно короткую дистанцию для боя, чтобы сразу «включить» бойцов «командос» в реальность войны, к которой теоретически они были хорошо подготовлены. Теперь осталось только ждать, как они себя проявят на практике. Но ждать оставалось недолго.
– Передовой дозор пропускаем без выстрелов. Второй пулемет держит его на прицеле. Начинать будем с залпа из «подствольников». Можно добавить по одной ручной гранате. Потом – беглый обстрел... Расстрел... С такой дистанции это так называется. Командой будет мой выстрел. Следить за мной, – отдал он последние распоряжения.
И замер в позе ожидания за камнем.
«Командос» тоже замерли. И замерли нервно, это Леви сразу почувствовал.
Шестнадцать человек – уже большая группа, это, можно сказать, крепкий отряд. Тем более что за минувшие ночь и день и в следующую ночь омоновцы наверняка уже успели приобрести богатый боевой опыт. Несколько дней непрерывных боев этот опыт против воли дадут. И, следовательно, тем сложнее стоит задача перед группой «командос». Но сложность задачи не говорит о ее невыполнимости. Сложность должна только мобилизовать. Если только ОМОН не растянулся в колонну с хвостом отставших счастливчиков, противнику придется несладко. В принципе, если будут идти кучно, можно всех уничтожить одним залпом из подствольных гранатометов. Семь «подствольников» разом выплюнут тысячу четыреста осколков. А потом в дело вступят два пулемета и автоматы. Даже раненых при таком раскладе остаться не должно. Разве что дозорные смогут уйти. Местность здесь такая, что не отовсюду все видно...
* * *
Ожидание тянулось долго, и напряжение утомляло. Даже сам Ицхак Леви, вообще-то не слишком привычный к устройству засад, он понимал, что «командос» нервничают несравненно больше, чем он. И потому могут просто «перегореть». Ицхак знал, что это такое. Когда человек нервно «перегорает», он делает совсем не то, что следует делать. Он просто не соображает, что следует делать, и часто сам себя губит.
Возникла мысль, что омоновцы могли в сторону свернуть или просто привал устроить под боком у «командос», не подозревая об их присутствии. А могли и подозревать. Если дозор «командос» увидел омоновцев, то и дозор омоновцев вполне мог увидеть «командос», и тогда не исключен вариант, что их сейчас обходят сверху и уже заняли позиции для обстрела, если не для расстрела, шестнадцать обстрелянных бойцов. Такие мысли неприятно холодили грудь, вызывая еще большее нервное напряжение.
Ицхак повернулся, и попытался рассмотреть густые заросли кустов среди редких деревьев, что, как он думал. прикрывают их с тыла. Но вполне может оказаться, что эти заросли не прикрывают, а несут опасность.
Облегчение пришло, когда бинокль с тепловизором показал, что одиночная фигура настороженно идет по тропе в их сторону. Даже грудь радостно потеплела от этого и ушло тоскливое ощущение беспокойства. Должно быть, омоновцы в самом деле останавливались на привал и теперь двинулись дальше. Впереди шел дозорный с ручным пулеметом. Вот он уже из кустов вышел на открытое место и остановился, чтобы осмотреться, и ствол пулемета прогуливался вместе со взглядом по тем местам, где пряталась грузинская засада, но засаду омоновец не видел, иначе он уже начал бы стрелять.
Теперь уже и бинокль был не нужен. Но Ицхак, отключив тепловизор, не оторвал его от глаз, стараясь рассмотреть лицо осетина. Лицо человека всегда говорит много, если его сблизи и внимательно рассматривать. Но, если нельзя рассматривать вблизи, можно воспользоваться биноклем. И отставной подполковник израильского спецназа видел в этом лице нечеловеческую усталость, но и, одновременно, такое же нечеловеческое упрямство, граничащее с отчаянием. Белок глаза даже бинокль не позволял рассмотреть, но Ицхаку показалось, что он увидел красноту этих давно не смыкавшихся глаз. И твердый, жесткий взгляд, цепляющийся на какие-то мгновения за все, что может представлять угрозу.
Перед ним был, несомненно, боец. Боец, который постарается не дать себя убить, но, даже если его свалит пуля или осколок, он и лежа, и умирая, будет продолжать стрелять, и стрелять не тупо, а осмысленно, с озлобленностью и фанатизмом, потому что он уже настроен на то, чтобы свою жизнь продать как можно дороже, и, тем самым, возможно, спасти чьи-то другие жизни.
Глядя в это лицо, Ицхак Леви начал понимать, почему грузины, имея десятикратное превосходство в живой силе и гигантское превосходство в вооружении, так и не смогли взять Цхинвали.
Но и сам Ицхак Леви, и его парни из «командос» тоже могут смотреть твердо. И потому исход предстоящего боя решит только неожиданность. Не вооружение, не характер бойцов, не их обученность, а только эффект неожиданности, о котором отставной подполковник израильского спецназа уже позаботился.
Дозорный омоновец ступал твердо, хотя и старался не шуметь. И эта поступь ноги тоже говорила Ицхаку Леви, что противник имеет характер. Что, когда мужской характер сталкивается с мужским характером, треск бывает основательным. Даже интересно было посмотреть за таким столкновением.
Не пошевелив головой и не опустив бинокль, только отодвинувшись от него не больше, чем на пару сантиметров, потому что любое шевеление, любое движение, как он сам учил своих парней, выдает сразу, тогда как даже прямой взгляд на неподвижного противника в засаде еще не говорит о том, что тебя опознали, Леви бросил взгляд в сторону. Его подопечные замерли в напряжении. И даже пальцами, сжавшими оружие, не шевелили. Это зря. Как раз шевеление пальцами снимает напряжение. Этому он их тоже учил – когда в засаде сидишь, следует пальцами-то шевелить.
Напряжение прошло, когда омоновец собственное напряжение сбросил и вышел из кустов полностью. Он еще и под ноги смотрел. Ицхак этот взгляд прочитал. Если смотрит под ноги, значит, другие «командос» использовали уроки, которые им давал Леви, и уже ставили «растяжки» на горных тропах. Но взгляд под ноги отвлекает от внешнего мира. Этот взгляд не может быть рассеянным. А сконцентрированный взгляд видит только то, что прямо перед тобой. Это беда всех новичков на войне – сконцентрированный взгляд. Но умение видеть все и сразу и даже анализировать ситуацию не умом, а подсознанием и автоматическими навыками – все это приходит только с опытом боевых действий. Омоновец не успел еще такой опыт приобрести. И в этом его беда. Но беда эта дала возможность Леви спокойно опустить бинокль и взяться за автомат. Впрочем, поднимать оружие он пока не стал. Дозорного следует пропустить и оставить «на закуску» нижнему пулеметчику. Сейчас главное, чтобы ни у кого нервы не сдали, чтобы никто не поторопился и не выстрелил в первого попавшегося на глаза противника. Такое тоже случается.